Сам же взял Катю (для охмурения Олега) и поехал на Фреде инспектировать автобус, а то что-то переделка его затягивается. И вообще я соскучился по своему «путанабусу».

По дороге, в машине, Катя меня натурально огорошила. Взяв в свои руки мою длань и прижав к своей щеке, она посмотрела на меня умоляющим взглядом Кота в сапогах из «Шрека», но сказала вполне утвердительно:

– Жорик, я, наверное, здесь, в Порто-Франко, жить останусь.

Я, откровенно говоря, офигел. Думал, что Катя сейчас заведет тягомотную бодягу о пересмотре гаремного графика или о чем-то таком еще, повышающем ее статус и благосостояние. Но вот поверить в то, что мягкая, беззащитная Катя отважится на такой поступок: спрыгнуть в никуда с нашего ощетинившегося стволами автобуса – это в голове не укладывалось.

На автомате принялся ее уговаривать:

– Милая, ты же знаешь, как этот город опасен. Сама же чуть не вляпалась в плохую историю в квартале «красных фонарей».

Но тут же вспомнил, что та же Катя, сопливая вчерашняя школьница из провинции, выжила-таки в Москве на Киевском рынке, с его не совсем гуманными нравами. Правда, в диаспоре. Но все же, все же…

И тут оказалось, что у Кати все ходы расписаны заранее.

– А я туда, Жора, ходить не буду, клянусь. – Тут Катя, отпустив мою ладонь, торопливо перекрестилась. – И жить буду на другом конце города. Устроюсь работать к Саркису. Пусть попробуют меня тронуть у такого авторитетного работодателя.

Вариант того, что Саркис мог ее на работу и не взять, она, похоже, даже не рассматривала.

Но как, однако, броуновское движение любовных феромонов[35] резко меняется на встречное.

Быстро тут на Новой Земле все происходит. Бац! И в наличии двое влюбленных. Воздух свободы, не иначе. С Биллом все ясно. Катя для него – неземная красавица, какую можно встретить только раз в жизни и всю оставшуюся локти кусать, если упустишь. А то и не встретить, а только в «Плейбое» полюбоваться, на развороте, как девушкой года. А вот Катя, влюбившаяся в жест, в противоречие его образа в двух ипостасях – тучного увальня за кассой и одновременно ловкого ганфайтера[36] – под вопросом. Надолго ли этого толчка хватит для семейной жизни? Впрочем, зависеть это уже будет от Билла. А Катя… Что Катя? Девочка она уже взрослая, половозрелая, с гражданской дееспособностью, сама выбирает свою жизнь.

– Думаешь осадой взять крепость под именем Билл? – сделал я вид, что сам догадался.

– Надеюсь, – не стала она врать и запираться.

И тут же встрепенулась, порывисто тараторя:

– Ты меня отпустишь? Дюлекан же отпустил!

– Я вам не сутенер, чтобы кого-то не отпускать, если у вас есть желание уйти. – Как же меня раздражает это их постоянное невольное сравнение меня с сутенерами! Но видно, это вбито уже в их подсознание: любой мужчина, который ими командует, имеет власть над их свободой.

– Сама понимаешь, что «гарем» – это всего лишь далеко зашедшая ролевая игра. Просто перед тем, как расстаться, я желаю убедиться в вашей безопасности. Как минимум.

– Ты никого из нас не любишь? – удивилась Катя.

– Я люблю всех вас одинаково крепко. Регулярно и добросовестно. В гареме по-другому нельзя, – ушел я от ответа.

– Так ты меня отпускаешь?

– Опять за рыбу гроши… Я же сказал: никого насильно не держу. – Блин, этот мексиканский сериал стал меня уже доставать.

– Спасибо, тебе, милый, – сказала Катя и неожиданно поцеловала мою руку, – ты делаешь меня счастливой.

– Счастливой быть девочкой из таверны? – протянул я вопросительно и процитировал Новеллу Матвееву: – «Любви моей ты боялся зря – не так я сильно люблю. Мне было достаточно видеть тебя, встречать улыбку твою». Тебе будет этого мало.