Полковник Бережной внешне был неприметным мужчиной лет сорока пяти лет (позже я узнал, что ему исполнилось сорок восемь). Среднего роста, худощавый, с лицом, покорябанным мелкими шрамами; держался он уверенно и ровно. По точным и спокойным жестам и властному выражению лица сразу чувствовалось, что этот человек привык, и самое главное, умеет командовать. Даже дорогой шерстяной костюм смотрелся на нем как офицерский китель. Так и хотелось увидеть на нем погоны с тремя большими звездами.

– День добрый, Александр Васильевич, – приветствовал он меня, вежливо наклонив голову с аккуратным пробором.

– Добрый день, Вячеслав Николаевич. – Я пожал его руку. – Чем обязан вашим вниманием к моей скромной персоне?

– Моя прелестная коллега, Нина Викторовна, рассказала, что вы весьма лестно отзывались обо мне, – без улыбки произнес «Славян». – А разве мы уже с вами встречались?

– Встречались, Вячеслав Николаевич, восемнадцать лет назад, – сказал я. – Вспомните новогодний штурм Грозного 31 декабря 1994 года. Я вошел в город на броне 131-й Майкопской мотострелковой бригады. До центра мы добрались практически без стрельбы. Слава Богу, увлекшись съемками города и входящей в него техники, я не успел вместе с основными силами бригады оказаться в районе железнодорожного вокзала, где 131-ю бригаду и 81-й гвардейский полк окружили чеченцы. В суматохе уличных боев я забился в какой-то закуток и, прижав к груди сумку с фотоаппаратом и диктофоном, наблюдал, как всего в десяти метрах от меня чадит подожженная «чехами» БМП, тлеет ватный бушлат на убитом солдатике, а по улице бродят увешанные оружием чеченцы, добивая раненых. Я недолго сидел в своем укрытии. Какой-то «бача» с двустволкой нашел меня и поднял истошный крик. Прибежавшие на его вопли автоматчики выволокли меня на свет Божий. Спасла меня принадлежность к пишущей братии – тогда чеченцы предпочитали с ходу не резать глотки журналистам, дабы не портить свой имидж «борцов за свободу и независимость». Меня повели в штаб Масхадова, который командовал обороной Президентского дворца. Там бы мне и был бы кирдык. Ведь позднее я узнал, что в списках, составленных нашими иудами и переданных чеченцам, я числился как бывший сотрудник ПГУ. Живым из штаба Масхадова я вряд ли бы вышел. Спасли меня ребята из ГРУ, которыми командовал один лихой майор, очень похожий на вас, Вячеслав Николаевич. Они тихо и деловито завалили моих сопровождающих и вывели меня окольными путями к Консервному заводу, где закрепилась группировка 8-го корпуса генерала Льва Рохлина.

– Ах, вот оно что… – Полковник улыбнулся, удивительным образом помолодев на двадцать лет. – Да, помню те дни. И вас, Александр Васильевич, тоже вспоминаю. Никогда не забуду, как мы сидели на мусульманском кладбище, куда «чехи» свозили своих убитых. Их было столько, что живые не успевали хоронить мертвых, и трупы просто сваливали в кучу. Ночью на кладбище сбегались бродячие собаки и рвали саваны трупов, чтобы отведать человечины… Я потом долго еще вздрагивал, услышав звук раздергиваемого белья, которое моя жена в морозный день приносила с улицы…

– Ох, Вячеслав Николаевич, досталось нам тогда по полной… Я потом ходил на «зачистки» с бойцами из питерского СОБРа. Много чего довелось повидать… Но давайте вернемся к нашим баранам. Кстати, сейчас мы проходим мимо одного примечательного места…

– Это вы о Копенгагене? – Он приподнял бровь. – Красивый город. Дворец там симпатичный, Амалиенборг называется, памятник Русалочке… А что вас там так заинтересовало?