Когда есть похожее состояние ума, сознания, есть нечто невидимое, соединяющее вас и делающее вас коллективным явлением. Если это ниже, чем сознание, тогда вы впадаете в варварство, насилие, зверство. Если это нечто высшее, чем сознание, тогда вы создаете безмерную энергию, и каждый, кто приблизится, будет тотчас же зажжен – столько огня сознания, что даже бессознательному человеку придется стать сознательным, придется стать пробужденным.

На этом основывались тайные школы мистицизма: то, что ты не можешь сделать один, или что может оказаться трудным или тяжелым, легко и более вероятно, когда много людей делают это вместе. Тогда внезапно тебя подхватывает массовая энергия, волна, которую ты можешь оседлать. В одиночку, может быть, ты тысячу раз передумал бы, но когда столько людей движется все выше и радуется, – и ты видишь и чувствуешь их радость, – ты забываешь свои страхи, забываешь свои ограничения; ты начинаешь присоединяться к ним. Школьные методы основываются на этом основополагающем факте – что сознание может действовать как коллектив.

Бессознательное веками действовало как коллектив. Тысячи христиан, отправляющиеся в крестовый поход, чтобы убивать евреев и мусульман, – что это, по-твоему? Никто из них об этом не думает. Тысячи женщин, сожженные заживо как ведьмы, – и никто не протестует. Что могло за этим стоять? – только коллективное бессознательное. Все они испытывают похожие чувства. Они не могут пойти против такого безмерного потока стольких людей; отсюда стремление каждой религии иметь как можно больше членов. Тогда они могут создавать коллективные потоки, что они и делали.

Вы удивитесь: в Индии Гаутама Будда обратил почти всю страну в свой образ жизни и мыслей, но сегодня в ней не найти ни одного буддиста. Такое огромное большинство было уничтожено по простым причинам. Индуистский коллективный ум, бессознательное, был готов сжигать людей заживо, мучить их, и буддисты не могли противостоять этому коллективному безумию. Они не смогли создать коллективный сверхсознательный ум, чтобы ему противопоставлять. Они были только последователями.

Во времена Будды они это практиковали. Как только Будды не стало – а он создал огромную энергию сверхсознательного, которая трансформировала всю страну, – как только его не стало, как только не стало его старших учеников… Через пять веков единственными буддистами были буддисты по рождению; больше в них не было ничего от Будды, и нечего было противопоставить индуистскому массовому бессознательному.

Джайнизм пошел на компромисс. Многие джайны были убиты; видя, что они будут уничтожены, как и буддисты, они пошли на компромисс. Вы удивитесь, узнав, что обе эти религии, буддизм и джайнизм, возникли как бунт против индуизма и браминизма – что у брамина нет монополии… что он не становится просветленным, просто родившись в семье браминов. Это нужно заработать, это нужно заслужить. Просто по рождению ты ничем не отличаешься от других людей; ты не можешь претендовать ни на какое превосходство.

Джайнизм и буддизм были бунтарями против браминов, но видя, что буддисты жестоко уничтожены, джайнизм пошел на компромисс. Компромисс состоял в том, что теперь, когда рождается ребенок, зовут индуистского брамина – церемония названия ребенка производится брамином, который читает священные писания, – и на церемониях свадьбы и смерти председательствует брамин.

Все ритуалы, которые брамин выполняет для индуистов, выполняются и для джайнов, и его профессия остается незатронутой. Тогда его не заботит, веришь ты в то или другое, это для него не проблема – главное, чтобы осталась в неприкосновенности его профессия, его священничество. И джайны приняли его священничество – точно то же, что и для индуистов, он делает и для них, – но джайны не смогли вырасти. В то мгновение, когда истина идет на компромисс, она умирает. Тогда она не может иметь никакого влияния; она теряет славу, она теряет величие.