«И поделом, – угрюмо подумал Леший. – Нечего, обойдёмся как-нибудь без шамана».

Сороки радовались хозяину леса, стрекотали, не умолкая. Леший слушал новости вполуха. Брёл, выбирая тенистые места, чтобы не топтать нежные цветы, думал о своём. Ноги сами привели на поляну, где по осени выросла волшебная слива. Леший сел на обомшелое бревно, уронил на ладони тяжёлую от воспоминаний голову. Обиженные невниманием, сороки разлетелись. От Лешего с его тоской кругами расходилась по поляне тишина, и только в ольшаннике весело перекликались зяблики.

– Лепота-то какая!

Леший обмер. Не веря себе, медленно обернулся. На этот раз «озерцо» возникло не у самой земли, а зависло в кроне лиственницы. Из мерцающего овала выпрыгнул мальчишка в длиннополой одежде, похожей на ту, в которой щеголял хули-цзин, только попроще, без вышивки. За спиной висела плетёная торба, из рыжих волос торчали лохматые лисьи уши.

– С весной, Леший! Скучал по мне?

– Рыжун?!

– Он самый!

– Да как же это? – Леший схватил мальчишку за плечи, недоверчиво обнюхал. – Я думал…

– Неужели удостоенный благодати ученик не смог проложить тропу ещё выше? – Из «озерца» высунулся Бай Хуан. – На вершине горы, к примеру. Или сразу на облаках – к радости небожителей.

– Прости, учитель! – Рыжун пристыжённо потупился, но Лешему показалось, что в глазах мальчишки пляшут лукавые искорки. – Я исправлюсь.

– Хотелось бы верить! – Хули-цзин тяжело спрыгнул на землю. За плечами у него болталась такая же торба, как у Рыжуна, а по бокам висели две битком набитые кожаные сумы. – Всем сердцем приветствую достопочтенного Хранителя и нижайше прошу простить недостойных за грубое вторжение в этот благодатный край.

– Ты ведь нас не прогонишь? – Рыжун подпрыгнул и обхватил Лешего за шею. – Я всю зиму тебя вспоминал.

– Ну, как был подлизой, так и остался! – Леший взлохматил рыжие волосы. Сердце пело громче птичьей стаи. – Надолго вы ко мне?

– Ага! – Рыжун покосился на строго кашлянувшего учителя и уточнил: – Ежели ты не против, конечно.

– От императорских мечников прячетесь?

– Если бы! – Хуан со стоном приложил лапу ко лбу. – Позор на мою голову и семь хвостов, но обстоятельства непреодолимой силы вынуждают меня умолять многоуважаемого владыку бескрайних лесных просторов об убежище, ибо нет больше скромному даосу и его ученику места в Поднебесной.

Леший закряхтел, увязнув в многословии гостя, как в зыбуне. Вроде и по-русски говорит, а смысл ускользает.

– Малой, а ну-ка ты объясни, что у вас стряслось?

– Это я виноват. – Рыжун насупился. Три хвоста его сердито распушились, задрав подол халата. – Но я не виноват! Он первый начал! А я чё, терпеть должен? Думает, раз у него четыре хвоста, так уже умнее в сто раз?! Жаба лишайная, чтоб ему в следующей жизни блохой переродиться!

– О ком речь? – окончательно запутался Леший.

– О, это долгая история. – Бай Хуан снял сумки и аккуратно пристроил на бревне. – Видишь ли, у хули-цзин есть традиция: собираться вместе дважды в год – осенью и весной, в ночь полной луны. Осеннюю встречу нам пришлось пропустить, поскольку Рыжун ещё не был готов. Но за зиму он настолько впечатлил и порадовал меня своими успехами, что идея взять его на весенний праздник показалась вполне здравой.

– И он там с кем-то повздорил?

– Увы, словесным поединком дело не ограничилось, дошло до драки, причём безобразной.

– Я не знал, что он любимчик этого… восьмихвостого, – Рыжун шмыгнул носом. – А хоть бы и и так! Нечего язык распускать! Думает, ежели я не родился оборотнем, так об меня можно лапы вытирать и обзывать по всякому?! И вообще, я же его не убил…