– Валяйте…
– Лагерь, в котором вы будете содержаться, находится в ведении Главного командования сухопутных сил абвера, поэтому условия содержания в нем намного лучше, чем в других учреждениях подобного типа. Согласно Женевским конвенциям, которые Советский Союз, кстати, так и не удосужился подписать, вы как генерал поверженной армии имеете право, во-первых, на адъютанта, во-вторых, на денежное содержание, в-третьих – на продовольственный паек офицера вермахта, в-четвертых, на гарантии сохранности мундира, а также наград – орденов и медалей…
– Пункт первый отвергаю, обойдусь без адъютанта, тем более что мой погиб в бою; во-вторых, за рейхсмарки не продаюсь, а вот за третье – спасибо. Мне надо усиленно питаться, чтобы поправить пошатнувшееся здоровье и дожить до того радостного мгновенья, когда вашего гребаного фюрера вздернут на виселице…
Переводчик замешкался, не зная, переводить последнюю фразу или нет, но все же собрался с духом и промямлил:
– Фюрер ан висилице цу хинауфзихен…
Узкий лоб босса покрылся испариной.
– Но самое главное, – продолжил Потапов, – наша армия еще не разбита, не повержена, как вы сказали. Русские долго запрягают, но быстро ездят. Еще немного – и погонят вашего брата от Москвы до самого Берлина! Только пятки сверкать будут!
– Отставить пропаганду! – завизжал Петерсон.
– Яволь… Фортфюрен[1], – решил загладить ситуацию следователь, продолжая неспешно делать свою работу. – Какие отношения сложились у вас с армейскими политработниками?
– Самые лучшие.
– Но ведь все комиссары – евреи!
– И что с этого?
– Народ-паразит… Позорная опухоль на теле человеческой цивилизации!
– Мы, советские люди, в большинстве своем – интернационалисты. И национальность не имеет для нас решающего значения. Как говорится: лишь бы человек был хороший. Да и евреев среди политработников не так много. Всего-то два процента. Остальные – русские.
– Позвольте не согласиться с такой статистикой!
– Ваше право…
– Что ж, продолжим?
– Как сочтете нужным. Я весь внимание.
– Вы член партии большевиков?
– Да. С тысяча девятьсот двадцать шестого года. И безмерно этим горжусь.
– Как вы оцениваете действия Сталина по уничтожению элиты Красной Армии?
– Не мне об этом судить.
– Хорошо, – устало махнул рукой следователь. – Какие-то требования, пожелания по условиям содержания имеете?
– Никак нет.
– Тогда – до следующей встречи.
– Прощайте!..
Земляки
Белорусская ССР.
Май 1937 года
Личным впечатлениям Жуков всегда доверял гораздо больше, чем всяким официальным бумажкам с ведомственными и даже гербовыми печатями: характеристикам, аттестациям…
Он давно собирался поговорить с Михаилом по многим вопросам боевой подготовки, чтобы узнать ближе земляка, присмотреться к нему, быстрее ввести в курс дел 4-й дивизии. И поэтому чуть ли не через день наведывался в летний лагерь, куда молодой и перспективный командир вывел свой механизированный полк, как только принял его.
Всецело занятый маневрами, Потапов иногда не замечал комдива. Потом приходилось долго оправдываться…
– Простите, Георгий Константинович, не заметил…
– Вот так ты и противника на свои позиции пропустишь!
– Никак нет. Не пропущу!
– Впрочем, это не только твоя вина – разведчиков.
– Я не выставлял охранения.
– И зря, братец, зря…
– Здесь врагов нет!
– А ты откуда знаешь? Видишь – справа, за кустами, колхозное стадо…
– Так точно!
– Значит, где-то рядом должен находиться пастух. А его нет!
– Спит где-нибудь в канаве, – прильнув к биноклю, выдвинул свою версию майор. – Вон там, за бугорком, лежит собака, значит, и пастух где-то поблизости.