Как был Яско в пятнистой пехотной форме, в старых ботинках-берцах, с малыми деньгами в кармане, на которые даже стакан воды без сиропа не купишь, так в этом виде и поспешил на железнодорожный вокзал.

Там сел на поезд – сжалилась проводница, посадила прапорщика в вагон без билета, все равно ведь тому положен бесплатный проезд, – да еще в дороге угостила двумя стаканами чая и пачкой просроченных галет, других галет, как и обычного дорожного печенья, у нее не было. Даже железная дорога, обычно богатая, и та обнищала.

Время было такое. Время банкиров с карманами размером в полновесный мешок из-под муки и коров с длинными тощими ногами. Молока такие коровы не давали, зато быстро бегали – ни одна собака не могла догнать… Скорее бы время это непутевое прошло, в доме Яско об этом только и мечтали – быстрей бы!

Поезд шел медленно, хотя и считался скорым, – слишком много делал остановок, пыхтел, часто скрипел тормозами, буксовал, затем разгонялся и старался догнать свое время. Хорошо хоть, особо не застревал нигде.

Утром старший прапорщик Яско был в Москве. Москва ослепила его, и вообще она изменилась очень сильно. Не то чтобы наряднее стала или чище, либо наоборот, замусорилась, нет – она сделалась не очень русским, а каким-то закордонным городом, шотландским или ирландским, скажем так, было слишком много вывесок на английском языке. Невольно вспомнился поход на эсминце в Англию. Там вывесок на английском языке явно было меньше, чем здесь, вот такая грустная штука нарисовалась. Неужели мы собираемся догнать Англию? И в какой отрасли, спрашивается? В размещении рекламной уличной матерщины на иностранном языке? Или в какой-то еще?

Худо-бедно, но часа полтора он потерял, прежде чем нашел Министерство обороны. Но просто так в министерство не войдешь, даже если на тебе военная форма. «Значит, надо искать двери, в которые может войти всякий, в том числе и тот, на котором погон нет и наряжен он в деревенскую телогрейку». А к телогрейкам, как известно, погоны не идут, да и зацепить их не за что, и к тому же – это нелогично.

Такую дверь Яско нашел, это была приемная, в которую чаще всего стучались со всеми своими вопросами солдатские матери. Вопросы обычно сопровождались плачем и даже нервными рыданиями. Всякое случалось, в общем.

В приемной дежурил генерал. Молодой, подтянутый, с насмешливым взглядом. Увидев прапорщика, он только головой покачал. Пробежавшись по его фигуре взглядом, деликатно покашлял в кулак.

– И что же вас привело сюда, дорогой товарищ военнослужащий?

– Беда привела, товарищ генерал-майор, – Яско хотел добавить слово «дорогой», – получилось бы «дорогой товарищ генерал-майор», но на всякий случай воздержался.

– Какая же беда, позвольте вас спросить?

Голос у генерала был ровным, участливым, – в этой приемной он видел и не таких посетителей.

– Я служу в части, которой уже нет, номер ее «двенадцать сто шестнадцать».

– Это как же так? – не удержался генерал от вопроса. – Части нет, а вы есть?

– Так точно, части нет, а я есть. Каждый день хожу на службу, отмечаюсь в вахтенном журнале и докладываю в Москву. Можете проверить, товарищ генерал-майор! – Яско, сидя на стуле, вытянулся, будто стоял в строю. Единственное, что не щелкнул каблуками.

Генерал не удержался, присвистнул.

– Повторите номер части.

– Двенадцать сто шестнадцать!

Еще раз присвистнув, генерал потянулся к телефону и набрал короткий четырехзначный номер.

– Товарищ генерал-лейтенант, – произнес негромко, и Яско вытянулся еще больше – вон как получается: его вопрос передвинулся на новую ступень, повыше. – У нас находится старший прапорщик Яско, часть номер… – генерал-майор назвал номер автомобильной части. – Говорит, что каждый день докладывает в Москву, отмечается, но части такой нет! Проверить? Проверить не сложно. Что? Есть, сейчас придем!