Генерал некоторое время молчал, вглядываясь в линии, медленно колеблющиеся на экране, будто рантунг под легким ветерком, а потом небрежно произнес:

– Ну что ж, давайте поработаем над ней.

И ни он, ни второй оператор даже не догадывались, что здесь, в этом месте и этом времени, цветом, обозначающим беспрепятственное движение вперед, к цели, считался зеленый. А оранжевый – это цвет, являющийся смесью желтого, здесь обозначающего скорые перемены на что-то прямо противоположенное, и красного…

Когда зазвонил мобильник, Данька вздрогнул и несколько секунд недоуменно пялился на него. Он включил телефон полминуты назад и только для того, чтобы сделать звонок, который, как решили на вчерашнем обсуждении, надо было сделать. Высветившийся номер был незнакомым. У Даньки слегка екнуло под ложечкой. И он уже совсем было решил нажать отбой и сразу же выключить телефон от греха подальше, как вдруг, взглянув на визитку, которую держал в руке, сообразил, что звонит именно тот человек, которому он и собирался звонить. Данька торопливо нажал кнопку ответа и, поднеся мобильник к уху, обрадованно заговорил:

– Игорь Оскарович, добрый день! А я как раз собирался вам звонить…

– Вот как? – Голос Потресова в трубке был энергичен и весел. – Выходит, я зря приложил столь невероятные усилия, пытаясь разыскать вас или хотя бы ваш телефон.

– Нет… – Данька смутился. – Извините, Игорь Оскарович, просто я… – И он замолчал, не зная, как объяснить Потресову все, что с ним произошло, и, главное, сомневаясь в том, стоит ли это делать. Но тот не стал дожидаться объяснений.

– Вы в Москве?

– Да…

– А чего ж на занятия не ходите? Я тут с ног сбился. Никто не может сказать, куда вы делись. Что-то случилось? Заболели?

– Ну-у… да, болел я, – промямлил Данька.

– А сейчас как себя чувствуете?

– Сейчас нормально, – брякнул Данька и спохватился: ведь если удастся сделать справку об операции для академки, Потресов может припомнить этот разговор…

Но Данька решил пока об этом не думать. До сессии еще уйма времени, может, и никаких академок не потребуется. Все как-нибудь до сессии само собой рассосется…

– Дело вот в чем, уважаемый студент Джавецкий, я тут переговорил с некоторыми знающими людьми по поводу вашего текста, и они им очень заинтересовались. Возможно, я был не совсем прав, когда считал что текст – подделка.

– Ага, – обрадованно воскликнул Данька, – я потом нашел.

– Что? – не понял Потресов.

– Ну тот хвостик, про который вы говорили. Тут просто надпись выцвела, и я его не заметил. В свете лампы.

– А-а, ну так отлично. Значит, сам документ, копию которого вы принесли, еще у вас?

– Не… не совсем, – замялся Данька.

– То есть?

– Ну… я его спрятал.

В трубке послышался короткий смешок.

– Что ж, вполне разумно… но надо его достать и привезти ко мне. Вы могли бы зайти на кафедру сегодня часика в три…

– Игорь Оскарович, – поспешно перебил его Данька, – я… мне пока нельзя появляться в университете.

– Почему?

– Ну… у меня это… вирус.

Потресов помолчал.

– Ну а я к вам подъехать не могу?

– Я… мне… – Данька лихорадочно искал выход из сложившейся ситуации. В принципе, можно было, конечно, пригласить Потресова и сюда, но Барабанщица вчера категорически заявила, что все встречи с посторонними людьми надо проводить только на, как она выразилась, нейтральной территории.

– Ну хорошо, я сам к вам подъеду. Только куда-нибудь не в университет.

– Вот как… – в голосе Потресова послышалась ирония, – ладно, приезжайте ко мне в офис. Рискну персоналом. Записывайте адрес…

После того как Данька нажал отбой, он некоторое время посидел, обдумывая столь неожиданное совпадение, а затем вскочил на ноги и бросился на кухню к Рату.