Двумя месяцами ранее. Там же.

Александр Васильев изведал тяготы рабочей жизни, прошёл войну и в погоне за местью оказался в лагере… За три года он успел пережить всё: голод, каменоломни, издевательства, унижения; бывали дни, когда муки казались невыносимыми, и отчаяние подкрадывалось к его сердцу, но ненависть к немцам придавала ему сил. «Они только того и хотят, чтобы я сдался, упал, – думал он, глядя в глаза насмешливого блокфюрера. – Нет. Вы не сможете насладиться моей смертью, ублюдки!» Но равнодушие к собственной судьбе, что пряталось в душе его, вскоре выползло наружу и определило его дальнейшую жизнь. Он сумел выстоять, и через год был переведён рабочим на завод.

Теперь он не испытывал ни страха, ни гнева, ни злобы; на лице его нельзя было прочесть ни тени эмоций. Скажи ему теперь эсэсовец: «Номер 101 567, тебя приказано расстрелять!» – он сохранил бы прежнюю невозмутимость, просто потому, что уже умер в тот день, когда узнал о гибели своей семьи…

Васильев привык к кандалам, которыми был прикован к рабочему месту, не думал о прошлом и не строил планов на будущее. По двенадцать часов в сутки он стоял у станка, монотонно изготавливал одну деталь за другой и мимолетом примечал, как исчезают люди, а на их месте появляются другие, которых ждала та же участь… Любой брак, а, тем более, невыполнение дневной нормы могли стоить рабочему жизни!

Васильев знал своё дело и до сих пор работал бесперебойно как машина, но сегодня он допустил оплошность, которая могла стать роковой в его судьбе… Вечером проверяющий нашёл бракованную деталь. Начальник цеха, узнав об этом, подумал и решил не подавать рапорта дежурному офицеру СС, дабы не лишиться ценного работника.

– Я предупреждаю вас, – сказал он тогда. – Будьте внимательны! В другой раз я буду вынужден исполнить свой долг гражданина рейха.

– А отчего ж не теперь? – с вызовом бросил ему в лицо Васильев. В ответ на это начальник цеха только исподлобья глянул на него.

Да, Александр Васильев давно потерял интерес к жизни! Война забрала всё, что было дорого ему. И теперь он уже не вспоминал о тех счастливых мирных днях.

Рабочий день закончился. Эсэсовцы освобождали узников от кандалов. Пока одни снимали цепи, их товарищи стояли в сторонке с автоматами наготове. Потом заключенные на внутреннем дворе завода выстраивались в колонну. Путь к лагерю был неблизким. Усталость валила с ног, но упасть значило погибнуть… И держались они, несмотря ни на что!

В бараке Васильев взобрался на свои нары и уставился невидящим взором в грязный деревянный потолок. Вдруг до слуха его донёсся как будто детский смех…

Он обернулся. Не стало мрачной обстановки барака и спящих на нарах заключённых: перед ним расстилалась залитая солнцем зелёная лужайка, по которой бежала маленькая девочка. Ребёнок звонко смеялся.

– Это Лиза… Не может быть! – не веря своим глазам, прошептал Васильев.

Девочка пробежала мимо него.

– Доченька, куда же ты? Я тебя так давно не видел! – закричал он ей вдогонку, но поднялся ветер и отнёс его слова в другую сторону. Он пытался сдвинуться с места, но ноги как будто приросли к земле.

Вдруг из-за холма показался силуэт огромной чёрной машины… Это был немецкий «Тигр». Лиза быстро приближалась к нему.

– Дочка! – воскликнул Васильев. Тогда девочка обернулась, и в этот миг прогремел выстрел. Он увидел, как Лиза падает на траву.

– Нет! – завопил Васильев и… проснулся.

Ненависть к врагам вспыхнула в сердце его с прежней силою, а вместе с нею вернулось желание вырваться из рабства.