Жизнь, к счастью, от него никто не потребовал, но в первые годы существования их с Ксюшей молодой семьи им обоим пришлось туго. У нее – учеба без стипендии, у него – служба в полиции за копейки, а у них обоих – новорожденная дочка. Вечная нехватка денег, отсутствие собственного жилья и каких-либо перспектив его появления, подработки в свободное от службы и ребенка время, часто – вместо сна. Было нелегко.
Однако они справлялись. Всегда справлялись. И даже были счастливы, потому что вместе были силой. Вместе они были способны на все, потому что одно только присутствие Ксюши рядом заменяло Карпатскому и сон, и еду, наполняло его энергией. Это помогло пройти через самое сложное время. Это, а еще, конечно, родители с обеих сторон и молодой здоровый организм.
Тем сложнее оказалось принять крушение всего, что было построено с таким трудом. Карпатский до сих пор не мог сказать наверняка, что именно по-настоящему подкосило его тогда, десять лет назад: внезапная трагическая гибель дочери или уход жены. Ему казалось, что если бы Ксюша осталась, они со временем преодолели бы случившееся. У них появились бы еще дети. Рана, конечно, осталась бы навсегда, но они жили бы ради них и ради друг друга.
Но после случившегося Ксюша не могла на него даже смотреть, не то что говорить с ним. Она винила во всем его. Ведь это Карпатский перевез семью в Шелково: здесь у него были карьерные перспективы. Он же узнал о Медвежьем озере и предложил устроить там пикник. Вообще-то, Ксюша не была против ни первого, ни второго. Отдельная, пусть маленькая и служебная, квартира ей очень нравилась, да и встречи с друзьями на природе, особенно у воды, они оба очень любили.
Вскоре после похорон она собрала вещи, вернулась к родителям в Одинцово, а потом и вовсе подала на развод. Карпатский тогда пытался убедить себя в том, что ее можно понять. Он и сам считал себя виноватым в произошедшем. И все же, когда их развели, он все равно почувствовал себя брошенным и преданным.
Ощущение это усугубилось, когда всего год спустя Ксюша снова вышла замуж, а потом родила сначала одного сына, а потом и второго. «Наверное, так ей было легче», – осторожно предположила Диана, когда он упомянул эти факты. Да, пожалуй. Даже наверняка. Карпатский тогда сказал, что не в обиде на бывшую жену и рад, что она справилась. И даже почти не солгал. Он действительно не обижался на Ксюшу, но и по-настоящему порадоваться за нее не мог. Он злился. Злился до сих пор.
Когда все это случилось, он не спился только потому, что алкоголь с самого начала не приносил облегчения. Скорее, наоборот. Даже состояние легкого опьянения моментально возвращало его в тот день на озере, изменивший их жизни. Снова накатывали страх и отчаяние, понимание непоправимости произошедшего, которое разум какое-то время пытался отрицать. В первую же попытку напиться до беспамятства Карпатский едва не застрелился. И это его так напугало, что он вообще перестал пить. Очевидно, эгоистичная жажда жизни в нем оказалась намного сильнее.
С тех пор у него не было отношений. Женщины были, а отношений – как и свиданий, ухаживаний или хотя бы просто чувств – не было. Время от времени он встречался с кем-нибудь вроде Арины – дамы примерно его возраста, чьи сексуальные аппетиты были не в состоянии удовлетворить ни муж, ни несколько любовников. Эти женщины использовали его, он в свою очередь использовал их – и все были довольны. Ни к одной из них Карпатский не испытывал ни любви, ни симпатии, ни даже банального уважения.