– Хочу, чтобы ты знал, Паурит, – я вытащил из нашейного мешочка свой клятвенный камень и показал ему. – В ту минуту, когда ты советовал моей матери быть нежнее с тобой, я поклялся на этом камне древних, что ты умрешь. Умрешь за свои грязные слова и улыбку, которой не место под этим небом.

– Помогите! Помогите! – изо всех сил принялся кричать Паурит, впрочем, получалось у него плохо, мешало отбитое нутро.

– Глупо, – сказал я, возвращая камень на место. – Ты добирался сюда почти час бегом. Ракота с земли даже не видно за горизонтом.

– Пацан! Как тебя, там? – Паурит еще сильнее задергался, отползая от меня. – Стой! Давай поговорим!

Я презрительно скривился. Даже не помнит, как зовут сына той, которую он унижал. Мразь, забывшая от страха про копье и нож, но на что-то еще надеющаяся. Я крепко сомкнул пальцы на кинжале, сделанном для этого мига, и сделал последний шаг к своему врагу. Пинок по руке, которой он пытался прикрыться и быстрый удар в сердце. Мой рондель вошел в его тело по роговую гарду, пробив насквозь, словно оно было из воды. Краткие секунды судорог и Паурит затих. Я смотрел на его мутные безжизненные глаза, теперь потерявшие всякое выражение, слипшуюся от крови светлую редкую бороденку, оскаленные в последнем крике желтые зубы и чувствовал, как тот кровожадный клинок ненависти, что горел в моем сердце, словно тускнеет, утоленный покрывшей его кровью моего врага. Да, кивнул я своим мыслям, пусть эта жажда крови и прорвала мою преграду в Возвышении, но без нее мне гораздо легче. Клятва убить Паурита перестала давить на мои плечи всем весом неба над моей головой, а душа моя словно стремится улететь, такое облегчение я испытываю. И радость. Теперь я могу без стыда глядеть в глаза моей маме.