Схватив альбом, Люся полезла за карандашами. Предлагать игру Коле было бессмысленно. Брат рисовать не любил.

– Замечательное, просто чудесное утро! – Гончар выехал из кабинета Коле навстречу. – Мне так хочется на воздух, пока он еще окончательно не прогрелся и не превратился в удушливый смог. Ты не против небольшой прогулки?

Коля был рад возможности пройтись, однако к инвалидному креслу приспособился не сразу и долго вывозил писателя из подъезда, однако за воротами дома дело пошло веселее. Проехав немного вдоль проезжей части, они свернули на узкую улочку во дворах и медленно двинулись по ее теневой стороне.

Дома здесь были невысокие, старые и напоминали крошечный потерянный остров в бушующем океане мегаполиса. Кое-где попадались покрытые толстым слоем серой пыли раскидистые тополя. В аккуратно остриженных кустах громко резвились воробьи. Тонкая полоска чистейшего неба между зданиями слепила синевой.

– Все родственники по линии моей матери жили в Москве с николаевских времен, – сообщил Гончар, едва они отдалились от шума машин. – Если захочешь, я тебе потом покажу свое генеалогическое древо. На самом деле это только кажется, что время тяжеловесно. Сто лет – огромная цифра. Срок отпущенной человеку жизни. Но взять всего лишь десять раз по сто – и мы окажемся в тысячном году. Только представь. Москвы еще даже не было. История стремительна… – Гончар запрокинул голову. – Есть только одна вещь, которая не меняется никогда, – это небо. Ему совершенно безразлично то, что творится внизу. Какие изменения претерпевает город, чем живут и дышат люди, какой нынче год и курсы валют. Оно само по себе. Живет и существует рядом с землей, но в то же время само по себе. И в этом смысле мы с ним удивительно похожи. Когда в твоей голове выстраиваются невообразимые сценарии, обыденное и будничное становится совершенно неважным.

Коле было сложно поддерживать столь сложный разговор.

Накануне вечером он побывал на пятом этаже и с самого утра думал только об этой вылазке. Устав наблюдать, как Корги заигрывает с его сестрой, а она с ним, Коля оставил их вдвоем и решил вернуться к себе, но, пока шел по лестнице, заинтересовался тем, что же находится в квартире над ними, и поднялся наверх.

Пятый этаж разительно отличался от всех остальных помещений дома. Облупившиеся, где-то раскрошенные до кирпича стены, черные от пыли и копоти потолки, сорванные с петель и валяющиеся посреди коридора и комнат двери. Свет сюда попадал через грязные треснувшие стекла. В нескольких комнатах окна и вовсе оказались побитыми, а пол усыпан осколками.

В одной из комнат на высоте метров четырех к потолку были приклеены горелые спички, а на стене красовался детальный рисунок обнаженной женской груди.

Во второй обнаружились вбитая в стену железная цепь и перевернутая миска, словно здесь кого-то принудительно держали. В угловой комнате, там, где у Люси была спальня, он нашел гору пивных банок и красные лакированные женские туфли, разбросанные по разным углам.

Так он неспешно бродил по заваленным комнатам и вдруг услышал шаги совсем неподалеку, словно кто-то торопливо ходил из стороны в сторону.

– Эй, – крикнул Коля, озираясь, – здесь кто-то есть?

Никто не ответил, но звук шагов стих. Коля принялся открывать сохранившиеся двери. Громко распахивал их и оглядывал сумеречные комнаты. Одну, другую, третью, а когда очередная дверь распахнулась, от неожиданности он отлетел к противоположной стене – посередине комнаты, не двигаясь, стоял человек в черном плаще.