Дима отошел от окна и посмотрел на спящую Леру. Белая простыня обрисовала возбуждающие линии фигуры, которые не скрыла даже одежда. Он сглотнул и отвернулся обратно. Три месяца, гребаные три месяца он не прикасался к женскому телу. Когда командование “Рассвета”, тогда еще только готовящегося к работе, объявило, что запрещается контакт со всеми объектами и тем более с противоположным полом, не думал, что это будет так сложно. До того как завербовали, от нехватки женского внимания не страдал, еще бы, рослый, смуглый красавец, не обремененный семьей. Девушек привлекал его образ - нагловатого, но при этом учтивого рубахи парня с военными погонами. Первый месяц участия в “плане Голдстейна” дался еще легко, чувство новизны и избранности затмевали все желания и придавали стимула. Второй месяц было уже тяжелее, но “Пурпурный рассвет” снова встряхнул и переключил все мысли только на работу. Но когда все устаканилось, жизнь в общине вошла в более-менее спокойную колею, тогда сексуальная неудовлетворенность дала о себе знать. Постоянные эротические сны, раздражительность и агрессивность стали ежедневными спутниками. Любую девушку и женщину в общине Дима начал воспринимать как сексуальный объект. И тут появилась Лера. Её парня - Тимура, изначально не принимал за соперника. Включил на максимум свое обаяние и харизму, не давил, не действовал открыто. Их расставание было лишь вопросом времени. Что Юлаев мог ей дать? Низкорослый татарин, который в общине никто, и Дима, один из управления, способный парой разговоров выбить для девушки привилегированное положение. То, что она на это поведется, Дмитрий не сомневался, это читалось с первого взгляда. Есть такой тип девушек - готовых пойти на что угодно, ради комфорта и статуса. Вот Юля, та что была с Воеводовым, это другое дело, такую никакими пряниками не заманишь, за километр видно - принципиальная до мозга костей, на таких обычно женятся. А Лера - маленькая хитрая лиса, ну или думающая, что хитрая. Вообще Юлаев сделал все сам. Додумался попытаться выдернуть девушку из общины, где она только почувствовала, что жизнь вернулась в нормальное русло. Теперь она лежит и спит рядом. Но напирать нельзя, пусть думает что она сама решила, сама соблазнила, пусть привяжется сильнее.

Дима опять поднял бинокль, подавив желание сорвать с девушки все, что скрывает голое тело, и продолжил наблюдать за отделением полиции. Отсутствие Воеводова напрягало, неизвестно где он может бродить и что готовить. Вадим бесил, до скрежета зубов. Дмитрий не привык встречать кого-то более подготовленного и опытного чем он сам. Незнакомое чувство зависти и злости, звенящее в висках и сжимающее нутро как пружину. После уничтожения “Рассвета” к этому букету ощущений прибавилось неистовое желание отомстить. Если бы не Воеводов, сидел бы сейчас в анклаве, в своей комнате, гоняя гражданских, вечером в тайне попивая элитный вискарь и развлекаясь с Лерой. А теперь вынужден скитаться по провонявшим трупами гостиницам и следить за этим ублюдком. Ну ничего, недолго ему осталось. К утру прибудут чистильщики, при одном упоминании о которых мурашки табуном несутся от загривка до копчика. Элитный отряд специализирующийся на физическом устранении и подавлении бунтов. Личный состав отбирали из наемников, самых отбитых спецназовцев ФСИН и ФСБ. Главный критерий - жестокость, беспринципность и профессионализм. Этим отморозкам неважно кого убивать: женщин, детей, стариков или профессиональных военных. Нажмут на курок или пустят в ход нож без малейшей эмоции. Каждый - элита своего подразделения, личное дело исписано как награждениями, так и выговорами за дисциплинарные нарушения. Вооружены по последнему слову. Ходили слухи, что чистильщики перед заданием накачиваются наркотой, от которой вообще теряют грани человечности, но при этом заряжаются энергий под крышечку. Дима ждал и боялся их приезда. Конечно, хотелось самому завалить Вадима, и бросить его голову к ногам руководителей из “Проталия”, надев себе на голову лавровый венец победителя, но уж больно опасался он этого отбитого, до сих пор перед глазами картины, как он легко разбирался с безопасниками, когда сам оставался невредим.