- А с чего ты взял, что мне что-то нужно? Ни-че-го, абсолютно. Хотя нет, я соврал. Мне нужно чтобы ты страдал. Чтобы почувствовал такую боль, которую и представить себе не мог. Чтобы Ад Данте показался тебе детским развлекательным парком. - Воеводов взял хирургические ножницы и несколькими быстрыми движениями срезал всю одежду с Эксархидиса.

Пимон заскулил, от бывшего грозного начальника “Рассвета” ни осталось и следа. На столе лежит жалкий, трясущийся от страха человек. Кожа от холода в помещении побелела, колени дрожат, заставляя весь стол ходить ходуном, гениталии сжались и сморщились.

- Блин, чуть не забыл. - Вадим подошел к Есаяну, усилием повернул его голову на бок, так чтобы он смотрел прямо на Эксархидиса. Наклонившись прямо к уху бывшего главы “Зари”, Воеводов прошептал. - Закроешь глаза, я тебе веки отрежу.

Пимон заплакал, в голос, с надрывом. Из ноздрей полезли пузыри соплей. Губы неразборчиво зашептали, то ли молитвы, то ли мольбы. Воеводов, бросив, презрительный взгляд на нуклиевца, взял медицинский скальпель и подошел к ступням пленника.

- Ну что, начнем?

Холодная сталь прикоснулась к промежутку между большим и вторым пальцем на ноге. Все здание разорвал протяжный и надрывный крик.

22.48 по московскому времени

Стерев пот со лба, Вадим посмотрел на резиновые перчатки, перепачканные кровью.

“Надо бы сменить, и умыться не мешает”.

Тяжелый запах, отдающий железом, пропитал всю одежду и въелся в кожу. То, что когда-то было Пимоном Эксархидисом, больше похоже на работу опытного мясника-обвальщика. Тяжело вздохнув, Воеводов медленным ленивым шагом пошел к трясущемуся Есаяну, который за всю экзекуцию не произнес ни звука. Топ, звук ботинка по кафелю. Топ, второй шаг. Авак зажмурился. Каждый “топ” - звук приближающейся неизбежной смерти, адских мучений и пыток. Есаян больше всего хотел умереть прямо в это мгновение, от чего угодно: от сердечного приступа, от инсульта, да хоть от чумы, лишь бы не видеть перед собой этого демона в человеческом обличье. За службу начальником исправительной колонии он успел насмотреться всякого, одним из любимых развлечений было лично принимать участие в пытках и унижениях заключенных. Но он никогда не думал, что окажется по другую сторону. И Воеводов… То с каким безразличием и спокойствием этот монстр разделывал, вытягивал по одной связки, отрывал мышцы от костей, снимал кожу, ввергало в первобытный ужас. Вопли и судороги Пимона не вызвали вообще никакой реакции, ни одна мышца не дрогнула на этом высеченном из камня лице. Обычные люди даже муху убивают с большим сочувствием. И вот он приближается. Тот же отрешенный взгляд пустых глаз, фартук, залитый кровью, и безэмоциональное лицо.

- Стой, пожалуйста, выслушай меня. Не надо, прошу, не так. - Авак начал заикаться. От страха его живот задрожал как холодец.

- Где “Нуклий”? - Холодный, как и нержавеющая сталь стола, голос.

- Я скажу, покажу. Я там был, знаю. Все их скрытые посты покажу, все что знаю, только не так. Застрели меня, не мучай. Я все расскажу.

- Я уже был в одном “Нуклие”, только он оказался ловушкой. Так дешево ты не купишь себе быстрой смерти. - Вадим снял колпачок с иглы, посмотрел на бьющую из нее струйку жидкости и прицелился к вене на предплечье.

- Нет! Не надо! Я скажу правду! Умоляю!

Воеводов поставил капельницу, не обращая внимания на уговоры и, перетянув жирные бедра Есаяна жгутом, взялся за циркулярную пилу. Загудел электродвигатель, перекрывая вопль Авака, зубцы с чавканьем впились в плоть чуть выше колена, прогрызая себе путь и забрызгивая кровью все вокруг. Есаян начал биться в конвульсиях, только усугубляя - диск пилы начал скакать в проделанном разрезе, отрывая от мяса куски. Отпиленная нога с хлопком упала на пол. Завоняло аммиачным запахом мочи. Вадим, не обращая внимания на трясущегося в исступлении Авака, перешел ко второй ноге. Укоротив нуклиевца на шестьдесят сантиметров, отложил пилу в сторону и склонился над его головой.