А экспозиция, к слову, радовала глаз. Один камень со скрижалями древних землепашцев чего стоил. Недаром бывший выпускник исторического факультета Ленинградского университета потратил на коллекцию лучшие годы и все выделенные бюджетные деньги, не взяв себе ни копейки. Увы, Великобельский краеведческий музей – не Лувр и не Эрмитаж, лишнего рублика из городской казны не доклянчишься. Про прибыль от очага вообще лучше не говорить. Гробами бэушными выгоднее торговать, чем культурой. Пришлось два зала сдать в аренду предприимчивым горожанам, прорубив в музейной стене отдельный вход. Горожане поначалу решили обустроить в культурном заведении найт-клуб, но Михаил Геннадьевич встал в позу кота, загнанного собаками в угол. «Не допущу кощунства и глумления! В лучшем случае – книжный магазин. И не суйте мне своих денег!»

Предприниматели пытались пробить защиту – все-таки алкогольные коктейли, подпольный кокаин и женские прелести на шестах гораздо рентабельнее книжного окультуривания масс. Но в итоге нехотя согласились. Однако спустя месяц после открытия торговой точки книголюб имел удовольствие наткнуться на стоящую между Донцовой и Акуниным бутылочку коньячного напитка производства Кизлярского ликероводочного завода. И мало того – мог купить ее вместе с упомянутыми изданиями. Так сказать, для лучшей усвояемости чтива. Михаил Геннадьевич про эти тонкости книготорговли не знал, ибо был человеком порядочным и в силу этого по-детски доверчивым. Главный жизненный принцип – не создавай проблем другим, увы, создавал проблемы для него самого. Безжалостный закон сохранения энергии. Если его нечаянно толкали в автобусе, он извинялся, а когда отнимали в темной подворотне мобильный, пытался объяснить грабителям особенности данной модели. Правда, едва дело касалось защиты музея, он превращался в зеленого монстра Халка из одноименного комикса. И, к примеру, узнав, что власти урезали расходы на содержание очага культуры, мог пристыдить любого чиновника, применяя слова с крестообразной буквой. В других же обстоятельствах никто и никогда не слышал от него бранных оборотов. «Матерый представитель великобельской интеллигенщины» – как когда-то сказал о Шурупове бывший ведущий местной аналитической программы «Час Белки» Родион Панфилов.

Родион, к слову, был третьим и последним участником застолья в небольшой арт-харчевне «Белка и Стрелка», приютившейся на западной окраине города, в двух верстах от лесопарковой зоны. Он сидел напротив Никифорова, нацепив на нос огромные солнцезащитные очки, совершенно неактуальные в текущий момент. На дворе конец декабря, вечернее время… Но ничего не поделать – издержки популярности. Несмотря на предпринятые предосторожности, официантка, облаченная в картонный космический скафандр, узнала телезвезду: едва он сел за стол, подскочила с мобильником и попросила сфоткаться на память. Родион милостиво позволил, известность не переформатировала его положительных душевных качеств.

– Моя дочка вас так любит, так любит! – застрекотала дамочка, пряча мобильник в скафандр. – Вы не могли бы для нее расписаться?

– С удовольствием… Передайте дочке, что я ее тоже люблю.

– Ей еще пять лет.

– Любви все возрасты прикольны, – пошутил Родион, ставя божественный автограф на салфетке.

– Ой, она будет просто счастлива!

– Как, порой, не много надо человеку для счастья… У меня просьба – не говорите никому, что я здесь. Мы хотим посидеть спокойно.

– Конечно, конечно! – Официантка приложила к большой материнской груди драгоценную салфетку с корявым росчерком, и, повизгивая от восторга, умчалась в директорский кабинет выкладывать фотку в социальных сетях.