– Я не знаю… Родители должны знать… – Медсестра в замешательстве.

– Марина, – ничуть не смутившись, заявляет Бурлак. Вероятно, имя «подсказал» ему Петр. – Называйте ее Мариной.

– Хорошо, пусть будет Марина, – соглашается медсестра.

– И это… – Бурлак перекладывает телефон от одного уха к другому, – чтобы у Марины и Светы все здесь было по самому высшему уровню. Понятно? Я прослежу.

Медсестра кивает. А Бурлак продолжает разговор с Петром:

– Как у тебя дела там, брат? Норма? Ну, давай, схожу к Светке, отзвонюсь еще. Конец связи.

Опер заканчивает разговор и останавливает взгляд на медсестре. Настолько колючий и прямолинейный, что бедная девушка в буквальном смысле не находит себе места и, схватившись руками за лицо, убегает вдаль по коридору.

Бурлак задумчиво смотрит ей вслед. Нет, никаких особенных чувств в его профдеформированной душе она не всколыхнула. Подобрав с подлокотника потрепанный временем томик Гиляровского, он тоже удаляется по коридору.

Света еще слаба. Едва хватает сил, чтобы улыбнуться – опять этот со своим Гиляровским…

Бурлак сидит на стуле у ее кровати. Такой же самоуверенный, как и прежде. Но молчаливый – все-таки он не знает, что в таких ситуациях принято говорить.

– Хоть бы цветов принес, что ли, – не без нежности в голосе «отчитывает» друга мужа новоиспеченная мать.

– Да, не подумал, – соглашается Юра. – Позже все сделаю.

– Хорошо-хорошо, я не в претензии… Маришка такая замечательная… Такая… ни на кого не похожая… Ты бы видел…

– Увижу еще. – Опер инстинктивно начинает вертеть книгу в руках.

– Эх… Ладно… Иди уже! Я и так тебя отрываю от важных дел.

– Не отрываешь. Что Петру передать?

Света задумывается. По лицу впервые проскальзывает легкая тень недовольства. Но женщина усилием воли разглаживает «морщинку».

– Что Петру передать? Передай, что мы ждем его здесь. Желательно с цветами. Хотя и без цветов пусть тоже приходит.

– Хорошо. Спасибо. – Юра поднимается и хочет уйти.

– Тебе спасибо!

Бурлак оборачивается. В глазах Светы стоят слезы. Она протягивает к нему руки:

– Иди сюда, дай я тебя хоть обниму напоследок!

Бурлак поддается. Хотя книга между ним и Светой мешает чересчур близкому сближению. Женщина улыбается сквозь слезы:

– Пока.

– Пока!

Опер уходит. А несколько женщин, которые все это время присутствовали в палате, начинают за глаза обсуждать гостя. Как не повезло Свете с мужем. И как мужу Светы повезло с другом…

Бурлак уже в одиночестве сидит посреди шестиметровой кухни. Обстановка давно требует ремонта. На мускулистых плечах хозяина – порванная майка чуть ли не прошлого века. Фоном старый телевизор сообщает последние известия.

Оборотень в погонах прятал в своей квартире несколько сотен миллионов рублей. Лихач на дорогой иномарке превысил скорость в несколько раз и в буквальном смысле взлетел, не заметив на дороге лежачего полицейского. Телефонные мошенники случайно дозвонились до настоящего оперативника…

Капитан доедает подгоревшую яичницу с видавшей виды сковородки, к гадалке не ходи – готовил себе сам. Пока жена за стенкой принимала душ.

А на столе, поверх книги, вибрирует телефон. Старой модели, почти кнопочный. Бросив взгляд на экран, Бурлак подносит мобильник к уху.

– Привет, ма… Да. Как обычно… Я всегда на работе. Ты же знаешь. Случилось что-то? Так я вроде на той неделе все поменял. Опять сломалась? Ну, завтра-послезавтра, не раньше… Две из трех-то горят? Ну, вот видишь. Нет, давай не сегодня. На «серьезно поговорить» нужно время. Все, давай. Спокойной ночи. Сладких снов.

Бурлак заканчивает разговор и снова приступает к яичнице.