Занимаем оборону совсем в другом месте: станция Лихая. И оказывается, что немец там же, видно, занял другие станции и двинул на Ростов и Черкесск, и нас полностью припер. Мы опять отступаем: переправляемся через Донец и – в Сальские степи. Собирают тех, кто смог переправиться, погрузили на машины и отправляют на Черкесск, Ессентуки, Кисловодск, потому что немец Ростов уже захватил и двигается дальше на юг. Нас задвинули аж до Военно-Грузинской дороги, под горы. А немец уже забрал Пятигорск, Кисловодск, Ессентуки взял. Городишко наш, уже не помню названия, артиллерией начал обстреливать. Снова надо тикать – отступаем в лес: пехота пошла в одну сторону с полком, а наша рота ПВО на машинах – в другую. Меня послал командир роты, говорит: «Пойди узнай, куда наш полк отступает». И я пошел с ними. А моя рота поехала дорогой через село, немец начал их обстреливать, и они совсем в другую сторону повернули. Таким путем я остался с пехотой и попал в комендантский взвод. Потом уже связались с нашими по радио, они, оказывается, совсем в другом лесу находились, дали мне направление, и я ушел. Нашел свою роту и уже с ними стоял в обороне. Относились мы уже к другой части и снабжали нас там же. Давали паек: то муку, то, если есть возможность, барана, овцу. Порезали – и на мясо, и так выживали в обороне. Ну а это уже зима: немец Сталинград берет, а мы здесь оборону держим – Северный Кавказ.

А в январе-феврале 43-го мы начали наступать по тому пути, по которому отступали. И постепенно обратно забрали Черкесск, взяли Кисловодск, Ессентуки, Минводы и остальные города. «Катюши» нам здорово помогли: у нас были «катюши», а у них – «ванюши». На станице Крымской четыре или пять месяцев стояли в обороне: немец на горе, а мы внизу. До тех пор, пока немец не начал тикать. После этого я уже на 4-й Украинский фронт попал. Крым освобождал, там меня под Севастополем ранило в спину, и я в Мелитополе в госпитале пролежал два месяца. А после этого меня выписывают и в запасной полк отправляют. Там говорят: «Вот, приехал командир, который хочет взять в школу, где будут учить офицерским званиям». А я сержант и думаю себе: чё ж не пойти на курсы? И я записываюсь в эту школу на шестимесячные курсы при 4-м Украинском фронте. Курсы сначала находились в селе Льгов (Черниговская обл.), а после Льгова, когда наши части полностью прошли Украину, нас перебросили в Черновцы, на западную Украину. И я там был с марта по сентябрь 44-го. Когда мы ехали из Льгова в Черновцы, где-то возле Ивано-Франковска наш эшелон обстреляли бандеровцы. А тогда был не Ивано-Франковск, а Станислав. Там же полностью штаб бандеровский: и под землей, и в лесу. Сразу бьют тревогу, и нас, уже полностью вооруженных, давай на борьбу с бандеровцами. И мы, курсанты, недельки две-три гонялись за ними по лесам. Чертков – вот здесь бои были у нас.

– А без курсов звания не давали, не было такого?

Нет.

– Бандеровцев вы убивали?

Не, они от нас ховались. Их молодежь некоторая убегала, так их брали в плен. Ну это наш ОБХСС. А дальше – черт его знает, что с ними делали. Наши как въехали в село и по первой только квартире зайти, а там бандеровец был. Он выскочил и – в конюшню. Хотел на лошади тикать, но не успел, потому что наши быстро подскочили. Так он пеший выскочил с села и в лес убежал. Ну, после этого его, правда, окружили да споймали. А вообще-то они, когда наши вошли в село, обстреливали. Ну, пехота окружила это село, прочесала. В лес заскочили. А в лесу, недалеко там, метров 10, кухня, и на кухне хлеб, масло сливочное, сало, еще некоторая закуска ихняя. Но они взяли да отравили все это.