Перешагиваю порог, хлопаю за собой дверью. Разуваюсь, не выпуская из рук небольшую сумку, где лежат все лекарства и материалы для перевязки.

Спешу за мужчиной, невольно оглядываясь по сторонам.

Квартира большая, двухэтажная. Для одиночки – перебор с помещением.

Или у него кто-то есть? За четыре года у него явно были отношения… Он ведь любимец девушек.

Мотаю головой. Не хочу забивать её этими мыслями.

Заходим в гостиную. Замечаю Джека, отдыхающего в большой и просторной лежанке.

– К лапе лезет? Или ты не следил? – включаю врача, а не девушку, что решает проверить, как живет её бывший.

– Пытался пару раз. Потом перестал.

Джек умный: скажешь – и всё поймёт.

При виде меня открывает глаза, но голову не поднимает. Болеет, солнышко… Он ещё после витаминов и капельниц. Крови много потерял.

Присаживаюсь на пол, рядом с Джеком. Неудобно до жути. Надо было надеть что-то свободное, а не узкие джинсы.

Машинально чешу пса за ухом.

– Мне надо, чтобы он лёг на спину, – прошу. Леон садится на диван, откидываясь на его спинку. Он будет смотреть?

– Скажи ему это. Ты же знаешь, что он выполнит.

– Вы хозяин, – проговариваю вежливо и ставлю между нами стену этим обращением.

А во рту горечь собирается. Всё потому, что два года из жизни так просто не забудешь.

– Дайте команду или переверните его сами.

– Скажи. Он послушает, – напирает, как и всегда.

Вряд ли. Пёс уже забыл меня за четыре года. Хотя раньше… да, он слушался и меня.

– Упертый баран, – цежу сквозь зубы на Новака. Замечаю краем глаза, как дёргается его плечо от недовольства.

– Джек, – слетает с моих губ. – Перевернись на спину.

Пёс медленно встаёт с лежанки и, прижав ушки, плюхается на спину. Прижимает передние лапки к груди, а задние полностью расслабляет. Он думает, что ему сейчас будут чесать пузико, а на самом деле… Прости, Джек, будет неприятно.

Приступаю к своей работе.

Но этот испепеляющий взгляд напрягает.

– Так и будете смотреть?

– Нельзя?

– Можно, – пожимаю плечами. – А зачем?

Не хочу, чтобы Леон был рядом. Потому что… как бы я не отгораживалась от прошлого, он снова окунёт меня в него.

– Будете сами обрабатывать? Если так, могу показать, как правильно.

– Доверюсь тебе. У меня руки не под это заточены.

Продолжает прожигать во мне дыру. Стараюсь не думать об этом, но не получается. Всему виной Новак, что не может держать язык за зубами и всё же выпаливает:

– Почему не носишь обручальное кольцо?

Глава 10

– Сняла, чтобы не мешало, – отрезаю, не желая и дальше продолжать этот разговор.

– Как поживает Анастасия Георгиевна?

Имя моей матери заставляет меня вздрогнуть. Рана слишком свежа несмотря на то, что её нет уже два года.

От светлого, но колющего воспоминания случайно делаю Джеку больно. Он скулит, однако стойко терпит.

Смотрю на пса виновато, пытаюсь не заплакать, когда отвечаю бывшему мужу:

– Мама умерла.

Тишина оглушает. Леон ничего не говорит, только отрывается от спинки дивана. Переносит корпус вперёд и, свесив руки, сковывает их в замок.

Они хорошо ладили. Даже когда я рассказала матери, что Новак послал меня на аборт, она всеми силами пыталась сохранить наш брак и хотела лично говорить с Леоном. Искала ему оправдания, хоть и не поддерживала его идею. А когда мы развелись, она была той единственной, благодаря кому я не сошла с ума.

– Когда? – разносится хрипло. Ему тяжело. Иногда мне казалось, что она воспринимала его как сына, а не как моего мужа. И относилась к нему соответствующе. Леон рос без матери, с жестоким отцом, поэтому любви ему не хватало.

– Два года назад. От рака.