— Если ты поедешь в Москву, я поеду за тобой.

— Бросишь родителей и «Юшкины продукты»?

— Да.

Он навис над ней большой лохматой горой. Против воли Надя ощутила уважение к силе его чувств и готовности бросить семейный бизнес ради любви.

— Не переживай, я уезжаю не навсегда, — сказала она. — Кто бы меня отпустил?

— Так ты вернёшься? — обрадовался Данила.

— Да куда я денусь? — Надя открыла дверь и уселась на сиденье. — Только я всё равно замуж за тебя не пойду.

— Хорошо, — согласился Данила, — потом поговорим. — Его лицо обрело человеческий цвет. — Обещай, что позвонишь, если понадобится помощь!

Над шоссе и лесом поплыл далёкий колокольный звон: монахи всегда звонили по воскресеньям с утра. Надя сдалась:

— Ладно, обещаю! — она захлопнула дверь и буркнула: — Что-то я много всем наобещала… Все так переполошились, можно подумать, я на Луну улетаю.

Рафаэль повернулся с водительского места и белозубо улыбнулся:

— Москва — не Луна, моя наивная провинциальная сестрёнка. Москва — это другая вселенная.

А тётя хмуро добавила:

— Из которой не возвращаются…

***

Слова тёти напугали, но дорожные впечатления быстро отвлекли от тревожных мыслей. Они плотно перекусили на заправке в Петрозаводске — длинными, нереально вкусными сосисками в тесте за нереально огромные деньги — и рванули в Москву. Рафаэль включил музыку, которую Надя никогда раньше не слышала, — с нецензурными словами про всякие извращения! — и вдавил педаль газа. Надю испугала головокружительная скорость. Они летели по шоссе так быстро, что елки по обочинам слились в сплошной зелёный забор. Надя просунула голову между сиденьями и робко спросила:

— Тётя Поля, а мы не слишком быстро едем?

— Во-первых, не «тётя Поля», а «Паулина Сергеевна» — запомнила? А то звучит как-то по-деревенски, не комильфо. А, во-вторых, малыш любит скорость и музыку, не надо ему мешать.

Надя отползла на своё место и на всякий случай пристегнулась ремнём безопасности. Малыш управлял чёрной махиной уверенно и ловко, но у Нади от скорости кружилась голова и подташнивало. Во рту появился кислый привкус от кетчупа. Оказалось, она не любила быструю езду, хотя и была русской. Она отвела взгляд от окна и сделала несколько глубоких вдохов.

Перед ней вдруг возникло лицо Паулины Сергеевны:

— И не рассказывай Глебу Тимофеевичу о том, что Рафик превышал скорость. Пусть это будет наша маленькая тайна. А я куплю тебе сумку от Марка Джейкобса, договорились?

— А кто такой Глеб Тимофеевич?

— Тьфу ты, я думала, ты спросишь, кто такой Марк Джейкобс, — сказала тётя. — А Глеб — мой муж. Папа Рафика.

— А-а-а… А почему он не должен знать о превышении скорости? Это опасно? Мы можем пострадать?

— Вот ты глупая девочка! — разозлилась тётя. — Малыш управляет машиной, как бог! Он с шестнадцати лет за рулём, никто не пострадает. А Глеб в детстве попал в аварию с родителями, и теперь у него на этой почве психологическая травма. Он маниакально соблюдает правила и требует того же от других. Но это же невозможно, правда? Всегда соблюдать правила — такая скука! Дорога гладкая, камер нет, погода прекрасная — почему бы не прокатиться с ветерком?

— Мамуля, я полностью с тобой согласен! — весело воскликнул Рафаэль и прибавил скорости.

— Понятно… — сказала Надя, не вполне разделяя мнение тёти. Правила безопасности написаны кровью, повторял отец, хотя это и не уберегло его от несчастного случая. Сорвался с лесов — и к приезду скорой всё было кончено. — А Глеб Тимофеевич сильно пострадал в той аварии?

— Да ерунда, отделался лёгким испугом.