Я быстро завершил переговоры, заглянул в «Суок», заправился для храбрости двумя рюмками коньяку и набрал номер ее мобильного телефона.

Вначале я доложил, что Лика уехала, отчитался, как она была одета и что взяла с собой, ответил еще на несколько дурацких вопросов. А потом предложил встретиться для «важного разговора». Она удивилась.

– Хорошо… Приезжайте к нам. У меня есть два часа свободного времени…

Только не у них, подумал я. Приглашение в ресторан тоже выглядело бы странным.

– Что-то не так? Что случилось? Может быть, подъехать к вам? – заволновалась Лиза.

Я предложил взять такси и подхватить ее на перекрестке через полчаса. Она согласилась. Я еще успевал заскочить в ближайший супермаркет – не угощать же ее вчерашним борщом!

В моей голове творилось бог знает что… Если я собираюсь вылить на нее всю черноту моего двадцатилетнего ада – зачем я, как заправский соблазнитель, нагреб шампанского, мартини и всяких красивых консервных баночек? Если же моей целью было достижение именно этой цели – каким же негодяем я буду выглядеть в ее глазах!

Я заметил ее издали, и сердце запрыгало, как мячик на резиновой нити. Она, как всегда, выглядела элегантно. Узкое черное платье (странно, но одежды другого цвета я на ней не помнил, за исключением белого купальника, в котором она лежала у бассейна сто лет назад), туфли на шпильке, гладко зачесанные назад волосы. Она кивнула мне без малейшего намека на любезность и села на переднее сиденье. Я смотрел на тонкую прядь волос, выбившуюся из безукоризненной прически, и жадно вдыхал нежный аромат духов – тех самых: она не меняла своих вкусов.

«Лиза, неужели это – ты? – хотелось прошептать мне в этот строгий затылок. – Я думал о тебе всю жизнь. Что мне делать теперь? Скажи сама. Как ты скажешь – так и будет…»

В лифте мы поднимались молча. Я кожей чувствовал ее пренебрежение, ее равнодушие и нежелание погружаться в проблемы, из-за которых я осмелился отнимать у нее время.

Я долго не мог вставить ключ в замок и даже был бы рад, если бы он сломался. Я робел так, будто мне не тридцать восемь, а восемнадцать, как тогда… Она вошла в квартиру, по-хозяйски прошлась по комнатам, заглянула на кухню, наверное, оценивая, насколько уютен этот дом. После отъезда Лики здесь царил некоторый беспорядок, на столе еще стояли две чашки, валялся надкушенный бутерброд.

– Я тут кое-что купил… – виновато сказал я и зашуршал пакетами, вынимая продукты и бутылки. – Сейчас сварю кофе…

– Не стоит. У меня совсем мало времени, – сказала она, присаживаясь на стул и доставая из сумочки сигареты. – У вас здесь довольно мило. Можно я еще пройдусь?

– Конечно!

Я был рад, что она на какое-то время оставила меня одного. Быстро убрал чашки и выбросил бутерброд, протер стол, расставил на нем все, что купил, включил кофеварку.

– Хороший дом, – заметила Лиза, вернувшись. – Откровенно говоря, не ожидала… Так о чем же вы хотели со мной поговорить? О Лике?

Я вздрогнул, будто мне за шиворот вылили холодную воду.

– Нет… Может быть, мартини? – предложил я, понимая, что с каждой минутой теряю смелость и желание о чем-то говорить. А если это так, то мое приглашение будет выглядеть совершенно дурацким.

– Хорошо, – согласилась она и закурила, переплела ноги и откинулась на спинку стула. Ее любимая поза. Я разлил мартини и сел напротив.

…Сколько раз я представлял себе эту минуту! Сколько раз воскрешал в памяти тот красный огонек, сверкнувший передо мною в конце ночной аллеи! Мы сидели почти так же, только теперь между нами стояла железобетонная стена. И ее имя было почти одинаково дорого нам обоим… Только я знал об этом, а она – нет. Мне было больно, а она спокойно курила и смотрела на меня насмешливыми, слегка прищуренными глазами – темными и глубокими, как на портретах фламандских мастеров.