– Скажите им, чтобы шли лесом.

Жемчужина уложила шипы. Нефрита потянулась к Луну, но он отдернул руку. Он кипел от ярости. Они солгали ему, Нефрита солгала, утаила от него такое.

Буря спросила Нефриту:

– Вы уже зачали выводок?

Нефрита сжала и разжала кулаки, но затем почти сдержанно ответила:

– Нет.

Буря откинулась назад и зашипела, отчасти разочарованно, отчасти недовольно.

– Что? – требовательно спросил Лун. – Какая разница, зачали мы выводок или нет?

Жемчужина сухо ответила:

– Будь у вас выводок, мы бы могли послать их лесом.

Зефира замялась. Переведя взгляд с Нефриты на Жемчужину, она сказала:

– Я понимаю, что вы думаете. Но вы же видели: у Изумрудных Сумерек столько консортов, что они не знают, куда их девать. Зима и подумать не могла, что хоть один двор захочет вернуть консорта, который уже нашел себе королеву и в целом неплохо устроился.

Лун спросил:

– Чего они хотят? Взамен меня? – Он вдруг понял, что его голос звучит на удивление спокойно, несмотря на ту бурю чувств, которая в нем бушевала.

Никто не ответил. Жемчужина произнесла:

– Ты… не совсем понял. – Нотки сочувствия в ее голосе чуть не добили Луна окончательно. – Мы не имеем права оставить тебя у нас.

Низким, сдавленным голосом Нефрита сказала:

– Нам придется полететь туда. Я официально попрошу их, чтобы ты стал моим консортом. Все будет хорошо. У них появился повод надавить на нас, и они решили им воспользоваться, вот и все. Не переживай.

«Вот и все. Не переживай». Подумаешь, это ведь такая малость – и поэтому Нефрита, Жемчужина и Душа лгали ему с прошлого прилета Бури. Лун посмотрел на другого консорта, который молча сидел за королевами. Если он принадлежал Зефире… «Они бы его представили. Они уже должны были его представить». Лун обратился к ней:

– А это кто? Он твой?

Зефира, не ожидавшая, что он с ней заговорит, дернула хвостом, но не ответила. Затем она выразительно посмотрела на Бурю.

Лун резко повернулся к Нефрите.

– Зачем его привели?

Она снова сжала и разжала кулаки и сказала:

– Ты все неправильно понял.

Лун зарычал, перевоплотился, одним прыжком очутился у края колодца и бросился вниз. Почти до самого дна он оставался в свободном падении и расправил крылья лишь в самый последний миг. Он приземлился на пол в приседе, перепугал воинов и арборов, которые бросились врассыпную, после чего промчался по узкому коридору, задел чешуйчатым плечом стену на повороте и выскочил из дупла.

Лун забрался высоко в крону исполинского древа, туда, куда обычно не залетали другие, и повис на хвосте вниз головой. Ветви здесь были у́же, толщиной всего в несколько шагов; они тянулись к небу и сплетались друг с другом в почти непроницаемый барьер. Почти непроницаемый. Когда дождь прекратился и в облаках образовался разрыв, Лун пролез между ветвями, чтобы полетать над лесом.

Он поднялся над облаками к яркому солнцу и стал греться в его лучах. Он долго кружил, прислушиваясь к далеким резким крикам небесных обитателей, что царили на этой высоте.

Когда солнце начало клониться к горизонту, облака снова сомкнулись, и Лун вернулся в крону древа. Миновав барьер из ветвей, он оказался в глубочайшем сумраке, где скопились клочья тумана, которые скрывали нижние платформы от его взора. Он повис на ветви и стал прислушиваться к трелям птиц и болтовне древесных обитателей.

На закате снова пошел сильный дождь, и Лун неохотно решил, что пора возвращаться. Вода, барабанившая по листьям и древесине, не только досаждала ему, но и скрывала шорохи и запахи хищников, которые могли к нему подкрасться. Конечно, если Луна съедят, то все его заботы тут же исчезнут, но к такому решению он был пока не готов.