– Интересно, какая доля женщин живет примерно как Кармен? – отозвался Симпсон. – Сдается мне, отыщется немало местечек похуже, чем Сантьяго.

– Видел бы ты ее взгляд по утрам… Чистая львица, ей-богу… Тьфу ты, вот я завелся, спасу нет! Седьмой десяток не за горами, вроде уже не мальчик. Но есть женщины, которых хоть убей не забудешь.

– Вольному воля, – позевывая, сказал Симпсон. – Что до меня, то я в Сантьяго предпочитал снимать гостиничных девок классом повыше. То что надо для койки и полнейший ноль для души. Тепленькая внутри, холодная снаружи.

Появился кофе в двух запечатанных пластиковых чашечках.

– Я к тому клоню, – продолжал Прествик, отхлебывая безвкусную жидкость, – что Кармен ничего не знала. Ни крошечки из той груды умствований, которая нам так знакома. Всяческие городские премудрости. И при этом разбиралась в вещах, нам недоступных. Когда дадут электричество на один час, в каком месте можно зачерпнуть чистой воды из реки, как сегодня чувствует себя старый ослик, как починить колесную ось, как пользоваться уличным сортиром, никому не мешая, как поддерживать огонь в очаге, чтобы не спалить всю хибару, как печь лепешки… всего не перечислишь. Наука выживания. Или как поддерживать отношения с местным священником. Я его, кстати, встретил. О них любят посплетничать, но это был воистину святой. Не задумываясь, помог бы Кармен, если б, скажем, у ее осла появилась копытная гниль… А всякий раз, когда они с матерью начинали жаловаться на жизнь, он отвечал: «Ничего страшного. Христа – и того распяли…» Мне довелось с ним пересечься. Его звали Феста, или что-то в этом духе. И знаешь, я до сих пор не забыл тот разговор. Так вот он заявил, что мужики идиоты. Потому как не ценят женщин, а ведь те дарят жизнь. Сказал, что есть женщины с особыми качествами. И для примера назвал Кармен. Дескать, появляется чувство уюта – так и сказал: именно уюта, – стоит только о ней подумать. Он не имел в виду сексапильность, потому что им, священникам, не положено испытывать половое влечение. Но даже вдали от нее ощущался уют… Гм, уют… Мы сидели, пили местное вино. И вот он говорит, священник этот, мол, просыпаюсь порой по ночам, весь горю, уж так ее хочется… А я-то с ней спал. Отлично понимал, о чем бормочет этот бедолага… – Прествик на секунду умолк. – А с другой стороны, у массы баб… – Он не договорил, и слова растаяли в безбожной ночи. – Нутром чую, промашку мы дали. У нас, на Западе. По-другому бы надо…

Он вновь помолчал.

– Меня послушать, так можно решить, я в том поселке годами жил. А провел-то всего два дня. Крысы меня доставали. Мы такие изнеженные… Но Кармен – да почитай, все местные – уж не знаю как, но у меня мозги по-другому заработали.

Симпсон просто ответил:

– Завидую. Честно.

– Эх, Кармен…

Между ними упало молчание, только слышалось, как губы отхлебывают жидкость.

– Я понимаю, о чем ты, – наконец сказал Симпсон. – Серьезно. Прямо-таки декорация к фильму «Простая жизнь». А если твои дети заболеют? Или ты сам? Кстати, этот ее бывший мужик, скот двуногий. Что там с ее триппером? К врачу ходила?

– Да не мог я там оставаться. Ты бы тоже не смог. Меня-то подлечили, когда я вернулся.

Симпсона уже не тянуло на продолжение беседы.

– Слушай, давай отключим запись, а? – предложил он, но Прествик будто не услышал.

– Я не мог… мы не могли жить в Чили. Если честно, жуткая страна, жуткая политика. За все спасибо Хартии вольностей. Но ты задумайся, в каком мире мы вообще живем? Сами себе мозги промываем и за это же себя корим. Да и то, насколько известно, наши мозги лепились по ходу дела: сначала какие-то морские чудища, чтоб им пусто было, потом вышло нечто вроде обезьяны. И тут как ни тужься…