Пересохшее горло Глаши не дало ей нормально сказать, и она одними губами прошептала:

– Аглая Михайловна…

Нахмурившись, Дмитрий переспросил:

– Как, простите? Я не расслышал.

– Аглая Михайловна, – прокашлявшись, ответила девушка уже более уверенным голосом. Дабы избежать дальнейших вопросов офицера, она быстро ретировалась, заслышав, что домой вернулся отец.

Дмитрий с сожалением проводил девушку взглядом, прищурившись, и переключил свое внимание на раненую руку. Он попробовал ее поднять, но ощутил острую боль в плече. Сжав зубы, дабы не застонать, он опустил руку и прикрыл глаза.


Едва Скарятин появился в доме Кавелиных, жизнь Глаши переменилась. Теперь с самого утра она подолгу приводила себя в порядок, тщательно убирала волосы в косы вокруг головы, надевала свои лучшие юбки и кофточки, которые обычно носила по церковным праздникам, постоянно кусала губы, дабы они были ярче, и вообще стала постоянно смотреться в зеркало. И все оттого, что ей очень хотелось, чтобы молодой офицер заметил ее красоту и, возможно, обратил на нее внимание. Конечно, Глаша понимала, что у нее мало шансов привлечь этого изысканного, богатого, мужественного, притягательного и немного высокомерного дворянина. Ведь девушка прекрасно осознавала, что она всего лишь дочь купца. Но все же сердце дико стучало, едва она приближалась к молодому человеку. А в горле пересыхало только от одного взгляда его глубоких голубых глаз.

Раньше Глашенька никогда не испытывала ничего подобного. Признания в любви соседских парней ее никогда не волновали, а знаки внимания других мужчин она быстро забывала, ибо все они были безразличны девушке. Оттого вся улица сплетничала о красоте и холодности купеческой дочки Кавелина. И до сих пор, до двадцати лет, никому из женихов не удавалось завоевать расположение Глаши.

И вот теперь девушка впервые ощутила, как ее сердечко наполнено поглощающим страстным чувством любви к раненому офицеру, которого она нашла на берегу залива. В первые дни Глаша не понимала, что с ней происходит и отчего ее сердце стучит, словно у зайца, когда она помогает доктору перевязывать раненого, приносит еду Скарятину или ухаживает за ним. Но уже через несколько дней девушка отчетливо осознала, что влюблена в красивого эффектного офицера. Манкий взгляд Скарятина, его бархатный баритон, теплые улыбки, которые он с щедростью дарил ей, давали надежду на то, что и она приглянулась ему. Он постоянно пытался задеть ее руку или локоть, когда она подавала ему еду и помогала сесть. Ласково говорил с ней, заглядывая в глазки, и как-то делано вздыхал, когда она испуганно быстро уходила. Эта некая невидимая любовная игра до предела распаляла Глашу, и она словно под гипнозом его манящих глаз и сама пыталась подольше побыть в обществе Скарятина.

Однако уже через шесть дней, когда доктор заявил, что перевязки более не нужны и раненый скоро поправится, Дмитрию отчего-то стало хуже. Он начал жаловаться, что все его раны невыносимо ноют и он чувствует ломоту во всем теле. Вновь пришел доктор и выписал настойки от болей, заметив, что раны молодого человека на удивление хорошо затянулись. В тот же вечер, когда Глаша принесла больному еду, он вдруг попросил:

– Вы могли бы помочь мне с подушкой?

Глаша кивнула, подумав, что в последние дни молодой человек и сам мог садиться, и, видимо, ему и впрямь стало хуже, раз он просил о помощи. Однако наивная девушка даже не догадывалась, какую игру затеял Скарятин.

Проворно подойдя к постели больного, девушка подождала, пока он приподнимется, и подняла повыше подушку. Дмитрий театрально устроился на ней и вновь попросил: