– Я позавтракаю один, – безапелляционно сказал Дмитрий, вставая с кресла и надевая темно-коричневый сюртук из казинета. – Мне надо сегодня раньше уйти.

– Куда вы сегодня? – спросила Глаша, подавляя в себе желание заплакать.

– На скачки, потом на открытие нового павильона в Летнем саду, а затем в Зимний дворец на прием в честь именин императрицы.

– Могу я поехать на скачки с вами? – вдруг спросила Глаша.

Руки Дмитрия замерли на верхних пуговицах сюртука, и он повернулся к ней.

– Со мной? – взгляд голубых глаз, неприятный и жесткий, смутил ее.

– Я не буду вам мешать, Дмитрий Петрович, – начала девушка просяще и, выпорхнув из постели, приблизилась к нему, на ходу накинув на обнаженное тело пеньюар. – Я только посмотрю со стороны.

– Ну, вы и рассмешили меня, Глаша! – прыснув, воскликнул Скарятин и вновь отвернулся к зеркалу, продолжая оправлять одежду. – Вам не место там.

– Почему? – не унималась девушка, показавшись в зеркале за его спиной.

– Что ж тут непонятного? – пожал плечами Дмитрий, смотря на отражение Аглаи. – В обществе не принято открыто появляться со своими пассиями на людях. Это, знаете ли, дурной тон. Любовница должна быть в тени, и никто не должен знать про нее. – Аглая опустила глаза и отвернулась. – Только прошу, избавьте меня от кислого выражения на вашем личике, – брезгливо заметил Дмитрий. – В последнее время вы стали очень нервной, моя птичка, мне это не нравится.

Глаша отошла от него и направилась в ванную комнату. Закрывшись, она долго умывалась, пытаясь сдержаться и не заплакать. Однако спустя четверть часа услышала, как хлопнула дверь. Поняв, что Дмитрий ушел, она тяжело села на край мраморной ванны и зарыдала. Она плакала тихо, но долго, около часа, чувствуя, что ее существование в доме Дмитрия невыносимо и гадко. Она понимала, что теперь, обесчещенная, ведущая жизнь сожительницы богатого дворянина, находится на самом дне социального общества, жестокого и обличающего все пороки. Людское осуждение и мораль, принятые в обществе, не позволяли ей надеяться на восстановление честного имени, после того как она лишилась девственности и прожила два с лишним месяца содержанкой в доме Дмитрия.

После вчерашних слов о том, что он и не собирается жениться на ней, и сегодняшних, когда он заклеймил ее словом «любовница», Глаша словно прозрела и поняла, что все это время жила словно в сладостном наивном сне, не видя из-за своей пламенной влюбленности в Дмитрия очевидных вещей. Он никогда и не собирался жениться на ней, изначально относился как содержанке, не более того. А она, глупая наивная дурочка, думала, что он, возможно, сможет полюбить ее и затем жениться. Но теперь Глаша понимала, что попала в невыносимый капкан жесткой реальной жизни, где теперь у нее нет другого выхода, кроме как терпеть унижения от Дмитрия и дальше. Да, она могла уйти из его дома, но только под опеку и содержание другого богатого господина или же в дом терпимости. Теперь ее тело и имя были запятнаны позорной связью со Скарятиным. И даже если бы она уехала в другой город, скрыв ото всех свое позорное прошлое сожительницы, вскоре и там стало бы известно о ее теперешних прегрешениях. Оттого выйти замуж за порядочного мещанина или купца она уже не могла.

Глаша понимала, что горячая слепая влюбленность в Дмитрия привела ее на край погибели. И она, глупая дурочка, долгое время даже не понимала всей трагичности своего положения. Все эти мысли вихрем проносились в головке девушки, и слезы никак не хотели останавливаться. Глаша понимала, что ее жизнь кончена, и теперь у нее была одна дорога – жить в тени и на дне осуждающего бескомпромиссного людского сообщества, которое никогда не простит ей ошибку, совершенную по наивности и неопытности.