– Не сомневаюсь, что интересные. Второй план полон скрытых возможностей, – усмехнулась Владимирова. – Эта моя героиня что делает? Впрочем, неважно. Я могу сыграть хоть циркачку, хоть её собачку.

Подняв волосы и изобразив на своей голове звериные ушки, она растянула губы в сардоническую улыбку. Её не зря называли ведьмой.

– Ну вот и славно! Собачки у нас тоже будут, – подвёл итог директор. – Товарищи, все свободны!

Но артисты не спешили расходиться. Они разбились на группки, чтобы поделиться впечатлениями и посплетничать. Времени не нашлось только у приглашённых звёзд. Даниил Полотов, Катерина Зелёная (это была её настоящая фамилия), уходя, доброжелательно улыбнулись Анне. В обоих было что-то детское, очень притягательное. Особенно – во взъерошенном, словно воробей, Полотове. Этих любимцев публики ждали в других местах. Они находились в постоянном движении, ветерок славы овевал их щёки.

Мимо пронёсся Дорф. Он тоже торопился.

– Слышал, слышал! – не замедляя шага, многозначительно бросил он Пекарской. Она так и не поняла, что именно слышал. – Силы собрались великие!

Перед тем, как совсем исчезнуть, Дорф сцепил руки над головой, в знак их с Анной предстоящих побед.

Остались те, кто никуда не спешил. Обслуживающий персонал в том числе.

– Силы-то есть, ума не надо… – дыхнул перегаром суфлёр. – Как пить дать, прикроют заведение. Будет тогда всем и хи-хи-хи, и ха-ха-ха.

Ему было нечего терять. На прошлой неделе, проснувшись посреди спектакля и закричав несуразное, он стал вышвыривать страницы с текстом из своей будки прямо на сцену. Приказ о его увольнении уже был отпечатан и теперь лежал на подписи у директора.

– Опять пьеса про иностранку, – повернулся к Владимировой эпизодический актёр, чёрная полоска его усиков надменно скривилась.

Но Владимирова не собиралась примыкать к неудачникам.

– А вы что хотели? – недобро спросила она.

Вечный статист растерялся.

– Я в том смысле, что опять меха, вечерние платья, буржуазный шик.

– А нужно, чтоб платье штопаное и туфли, закрашенные чернилами? – как грозный воин, наступала на него Владимирова.

Он уже был не рад, что начал разговор, и жалко пробормотал:

– Ну зачем такие крайности. Иностранные примадонны – разве это наше?

– Было их, станет наше! Красотка исполнит песню про вождя, и все будут хвалить наперебой, – отрубила Мария. У неё был смелый язык.

Анна терпеливо дожидалась окончания их спора.

– Маша, спасибо за поддержку, – сказала она. Ей чудилось обещание дружбы с грубоватой, но искренней Владимировой.

– Поддержку в чём?

– С Джинни.

– А, это! Не стоит благодарности, я всего-навсего подтвердила очевидное.

Бывшая ведущая актриса машинально потянулась к Пекарской, углядев на её платье какую-то едва видимую ворсинку. Мария Владимирова была патологической чистюлей и добивалась того же от других. Но в последний момент она передумала: так и не дотронулась до Анны, словно решив, что чёрная метка должна остаться на сопернице.

– Анна, нам тоже очень понравилось!

Это за спиной у Пекарской раздался голос ещё одного баловня судьбы, Иварсона.

– Правда ведь? – обратился он к стоявшей рядом с ним маленькой девочке.

– Позвольте представить вам мою Анну Сергеевну! – гордо произнёс актёр, подталкивая дочку вперёд. Казалось, что он танцует, даже стоя на месте. Иварсона не зря называли «королём походок». Танец жил внутри него.

– Посмотрите, какая выросла красивая барышня.

Девочка была очень похожей на отца, с такими же глубоко посаженными глазами и острым носом. Она застеснялась.

Пекарская протянула ей руку.