Щелкаю клавишей, и комната озаряется тусклым оранжевым светом. Осматриваюсь: по стене под трещиной в потолке стекает тонкая струйка воды, образуя небольшую лужицу на полу. Из разлома в пластике появляются новые капли, медленно набухают, а потом срываются вниз.

Некоторое время стою и как завороженная смотрю на танец капель. Потом отмираю, беру на столе чашку и ставлю на пол под течь, рядом бросаю тряпку. Все-таки я почти успела заделать дыру. Если бы не полезла, сейчас комната уже превратилась бы в бассейн.

Мне бы вернуться в столовую, чтобы показаться Филину на глаза и избежать проблем в дальнейшем. Но у меня абсолютно нет на это моральных сил.

Кое-как смываю с себя грязь водой, оставшейся в тазу после утреннего умывания. С волосами ничего не поделаешь, поэтому лишь расчесываю пальцами, чтобы убедиться, что в них не осталось комков грязи или веток, а затем снова закручиваю в тугую шишку на затылке. Зеркала нет, так что только надеюсь, что смыла с себя все потеки грязи, оставшиеся после купания в луже. Потом переодеваюсь в свой открытый сарафан – прохладно, но не хочу в темноте доставать зимние вещи со дна шкафа.

Нужно забрать ботинки и закрыть крышку люка.

Подхватываю со стола лампу и выхожу в коридор. Тут теплее, чем в комнате с открытым окном, но душно, и, несмотря на удаленность от столовой, воздух пропитан алкогольными парами. Сегодня Филин расщедрился не на шутку – обычно подобные мероприятия прекращаются гораздо раньше, чтобы не истратить весь самогон за один вечер. Похоже, в ближайшие дни Сова будет освобождена от стирки, готовки и работы на огороде ради восполнения запасов спиртного.

…Янтарная…

Снова этот шепот в голове. Или шелест?

Меня шатает, голова кружится. Приходится привалиться плечом к прохладной стене и переводить дыхание.

Кто ты, Янтарная? Вернее, кем ты была? Потому что в том, что Янтарной называли меня, я не сомневаюсь.

Снова пытаюсь вспомнить, но только сильнее начинает болеть голова. Прижимаю ладонь тыльной стороной ко лбу.

Нет, это определенно работает не так: только напрягаешься, как шепот, наоборот, исчезает, а перед глазами все плывет, зато стоит отвлечься, как голос в моей голове снова оживает.

…Никогда не поздно попытать удачу…

Ты в пролете…

А теперь не понимаю, голоса ли это или снова переписка. Шелест-шепот в голове. Но при этом тепло где-то под грудью – некоторые считают, что именно там обретается душа, – человек, который называл меня Янтарной в видении, много для меня значил. Друг, брат, муж?

Но память снова закрыта. Только если раньше она представлялась мне девственно-чистым белым листом, то теперь – непроходимым болотом, окутанным серым туманом.

Наконец нахожу в себе силы оторваться от стены и продолжить путь. Не рухнуть бы…

Заворачиваю за угол и улавливаю какой-то странный звук – не то стон, не то писк. Прислушиваюсь: похоже на писк. Мыши? Сколько живу на Пандоре, не видела здесь животных. Из живности у нас какое-то время были только тараканы, но и те приехали с одной из поставок.

Уже собираюсь идти дальше, решив, что это все-таки мышь, как та вдруг громко сморкается – совершенно точно по-человечески. А затем вновь возвращается писк. Однако теперь я понимаю, что это не писк, а жалобный плач.

Мало ли на Птицеферме причин, чтобы плакать? Думаю, у каждого найдется с десяток. И лезть в них… Мы все здесь вынужденные пленники – не друзья. Поэтому разумнее было бы пройти мимо…

Но я уже оказалась не в том месте и не в то время и уйти не могу. Полагаю, коридор у люка уже и так затопило водой, хуже за несколько минут не станет. И я заворачиваю в прилегающий коридор, откуда доносится плач.