– Н-да, после ваших речей кусок в горло не лезет, – заметил дядя Костя и опрокинул очередную рюмку. – И все же вы противоречите самому себе. Вот говорите: всеобщая грамотность… Но ведь грамотный человек так или иначе осознает свою рабскую зависимость от государства.

– Повторяю: селекция, только селекция. Инакомыслящих вон! Все помыслы народа в русле единой идеологии. «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» или «Мы – русский народ!» – это уж как пожелают правители, но только единомыслие, никаких разночтений.

– По вашей концепции получается нечто вроде Вавилона. Рабский труд и смешение языков. А Соцгород – Вавилонская башня… А башня, как известно…

Но дядя Костя не успел закончить свою мысль. Дверь с шумом распахнулась, и на пороге возник милиционер Хохлов.

2

– Ну вот, дождались, – без особого испуга сказал дядя Костя. – Вавилоняне, они же халдеи, тут как тут…

– Гуляете, – вместо приветствия сказал милиционер.

– Имеем право, согласно конституции, – отозвался Фужеров.

– И неплохо, я смотрю, гуляете, – с уважением заметил Хохлов, разглядывая богатый стол. – Может, позволите присесть?

– Табурет в сенях, – спокойно сообщил дядя Костя.

– Мы люди не гордые, – сказал милиционер, – сами принесем, сами присядем. – Он опустился на табурет, явственно затрещавший под ним. – По какому случаю пируете?

– Отмечаем трудовые отпуска, – сообщил Фужеров.

– Законный повод. А откуда такое великолепие? Вроде в нарпите подобной шамовки не купишь.

– Так то в нарпите, а в торгсине пожалуйста, – отозвался дядя Костя.

– Богатые люди! Уважаю, хотя и не приветствую. Может, угостите по случаю знакомства?

– Мы в знакомые не набиваемся, – хмыкнул дядя Костя. – Да и вы, наверное, при исполнении.

– Ради такого случая нарушу инструкцию. – Хохлов потянулся к полупустой бутылке водки. Дядя Костя молча подвинул стражу порядка стакан.

– Ну, будем знакомы! – громко сказал милиционер, одним глотком выдул водку и взял заскорузлыми пальцами кусочек сыра.

– Вас как величать, уважаемый? – спросил дядя Костя.

– Кузьмой Ивановичем.

– Очень приятно. Так зачем пожаловали, Кузьма Иванович? Неужто проверять, чем мы питаемся? Так на то есть домком… поселком… черт его знает, кто еще.

– Да боже упаси! Я по другому вопросу. Вы, говорят, с нечистой силой знаетесь? – обратился он к помалкивавшему до сей поры Фужерову.

– Чего?! – вытаращил тот глаза.

– Весь Шанхай гутарит.

– Да как же вы, представитель власти, наверное, коммунист, можете предполагать такое?! – скрывая иронию за нарочитой серьезностью, спросил дядя Костя.

– Вы, товарищ дорогой, спасибо вам, конечно, за угощение, насмешки строить не могите. И про вас нам тоже кой-чего известно. Так что сидите и не рыпайтесь. Разговор пойдет серьезный. Так знаетесь или не знаетесь? – вновь обратился милиционер к Фужерову.

– Я, собственно, не понимаю…

– В поселке толкуют: имеется, мол, питерский барин высланный, он в колдовстве дюже разбирается. Вот я и спрашиваю: так это или не так?

– А что случилось?

– Нет, вы мне толком ответьте.

– Да как сказать… Ну, допустим, немного понимаю. Только не в колдовстве, а в мистике… Сюда же, собственно, можно отнести колдовство.

– А вот я не понимаю, – вновь встрял дядя Костя, – зачем Кузьма Иванович нам голову морочит. А вам, куманек, стыдно на себя наговаривать. Какое колдовство может быть в советское время да еще в социалистическом городе?! Что за вздор! Если пришли нас проверять, проверяйте. И вообще, говорите по делу!

– Я и толкую по делу. Тут вот какая история, – не обращая внимания на гнев дяди Кости, спокойно продолжал Хохлов. – С мальчишкой этим… Скворцовым.