– Тяжело быть белой вороной. – Пояснил он в ответ на мой вопросительный взгляд. – Эти богатенькие детишки…  Знаешь, я сам их не люблю. Моя семья – ремесленники. Да…  Представь себе. Вижу, ты удивлён.

Не знаю, что там он видел, мне вообще, если честно, было до фонаря на семью особиста. Я хотел, чтоб проверка закончилась, как можно быстрее. Хоть с каким-нибудь уже результатом. Потому что желание убивать, которое возникло рядом с Ликвидатором, становилось невыносимым. Кстати, впервые чувствую подобное после встречи с Жиртрестом на мусорке. Вот сейчас происходило то же самое. Я, как тогда, буквально изнывал от желания умыться кровью Романовского.

– Да…  Ремесленники. – Снова повторил он. – Пришлось закончить училище. Потом я поступил на службу в армию. Потом…  Потом были всякие спецзадания в особо опасных точках мира. Извини, подробнее рассказать не могу. Отстаивал, так сказать, интересны страны. И уже после этого на меня обратили внимание в Особом отделе. К тому же, внешний враг, конечно, опасен. Это несомненно. Но внутренний…  О-о-о-о-о…  Он опаснее во стократ. Дворянство я получил за свои заслуги перед страной, кстати. Потому, знаешь…

Полковник, усмехнувшись, уставился в окно. На меня смотреть он перестал. Это обнадеживает…

– Корпорации ненавидят меня. Ты в курсе?

Я, если честно, мог бы ответить, что его ненавидят не только Корпорации. Но самое последнее, что можно сделать в моей ситуации – это вступать в дискуссию.

– Считают, я – выскочка. Знаешь же, после того, как мы поднялись из руин, на первое место снова вышли те ценности, которые были много лет назад. А тут…  Сын ремесленника…  Ну, в общем-то, моя история сейчас неважна. Гораздо интереснее поговорить о тебе. Твой отец тоже служил, насколько могу судить по личному делу. Похвально. Гордишься?

– Не помню его. – Мой голос от напряжения сел. Пришлось откашляться. – Был слишком маленький.

– Мммм…  Какая жалость. Ну, ничего. Зато ты знаешь наверняка, его смерть не была напрасной. Европейский анклав не желает признавать новый порядок в мире. Так что…  Приходится жертвовать…  Да…  Жертвовать людьми, их жизнями. Ну, что там у нас?

Романовский так резко переключился с рассуждений о героическом прошлом моего отца на молодого особиста, который сидел за аппаратом, что я даже немного растерялся.