Понятно, за какую статью расходов проголосовали граждане Кеплера. Протесты нескольких сотен врачей, подписавших кабальный, как выяснилось, договор перед обучением, просто не принимались в расчёт. И теперь врача по договору можно было узнать на улице по хмурому виду и одежде, которая не обновлялась в казённой гардеробной лет двадцать. Тест на профориентацию, обязательный для всех, собирал каждый год новую партию будущих докторов. Абитуриенты, в силу энергичной молодости, верили, что пять лет отработки пролетят быстро. И только ухмылялись в сторону пытающихся их предупредить уже практикующих врачей. К тому же, реклама на городских визорах бодро крутила преуспевающих частных докторов, снимая их в шикарных интерьерах собственных особняков.

Как обошлись с недовольством? Ввели ставку психологов в штат больниц и ветеринарных клиник. В моём случае — зоопсихологов. Не могу сказать, что было легко быть посредником между ветеринарами и владельцами животных. Но психологи хотя бы не были связаны договором об отработках, и были более свободными, чем врачи. Хотя зарплату могли бы платить и побольше, честно говоря.

— Катенька?

Ласковый голос директрисы из вещателя на стене заставил вздрогнуть. Лучше бы она орала. Не так страшно было бы.

— Можно вас на пару слов, дорогая?

Пришлось идти в кабинет напротив, со скромной табличкой «Главный врач Государственной Ветеринарной Клиники планеты Кеплер, кандидат ветеринарных наук, зоолог, Почётный член Ордена Защитников Системы, Звёздная Леди, Потапова Эллина Феликсовна». Директор, которая пять лет носила казённую одежду, отрывалась теперь, наряжаясь в платья, украшенные пайетками и обнажающими внушительную грудь. Никто не осмеливался ей сказать, что от такой красотищи животные начинали заикаться. Не говоря уже о людях. А с меня, кстати, потом почему-то спрашивают, почему в десять утра пациенты начинают нервно лаять и мяукать. Кое-кто просто тихо облезал, в силу природных особенностей. Как будто я была виновата, что директор именно в это время величаво заходит в клинику.

Доктор Верн стояла рядом с начальницей, не улыбаясь.

— Вот она, — резко сказала доктор, ткнув в мою сторону пальцем, — совершенно не справляется со своими обязанностями! Успокоить пациентку не может. Бесявая сука разобрала нам половину операционной! Ещё одна бешеная, которая хозяйка этой твари, несётся погром устраивать. Уже не говорю о том, что Екатерина Игоревна даже не посочувствовала мне, только наорала! А меня ведь укусили. Вот!

Перед моими глазами помахали окровавленной ладонью. Меня замутило. Благо, рядом стояло мусорное ведро. Буркнув извинения, в обнимку с ведром, я выскочила из кабинета. Чтобы не нанести ещё большую психологическую травму чувствительному доктору.

Привела себя в порядок в туалете. Помыла ведро. И вернулась обратно, в кабинет директора. Застенчиво поставила ёмкость в угол.

Эллина Феликсовна с доктором Верн никуда не делись, к сожалению.

— Даже стесняюсь спросить... Когда с клиенткой будете разговаривать, вам тоже ведёрко рядом поставить нужно? — уточнила директор, — кошмар какой. А я ещё смеялась над клиникой в соседнем экокуполе, где психолог, при каждом удобном случае, в обморок падает. Но она хотя бы это объясняет авторской методикой переключения внимания скандалящих на себя.

Я вяло пожала плечами. Мямлить о том, что боюсь вида крови, не хотелось. Что это за психолог с фобиями? Так можно и несоответствие схлопотать — прямой путь к увольнению. Очень даже понимаю коллегу из соседнего экокупола.