Раньше Инне нужно было только иметь много мужчин, а теперь хочется, чтобы партнер ее понимал, как я. Мать Инны опасается, что я гипнотизирую дочь на расстоянии. В детстве, когда Инна сопровождала мать в винный магазин, у нее была возможность рассказать матери что-то свое. В основном это были образы ее фантазий, там жили ее идеальные друзья и подруги.

Мать Инны хотела бы родить отцу мальчика, как тот просил. Правда, потом выяснилось, что на самом деле он мечтал о дочери (сына от первого брака он оставил без алиментов). Отец давал Инне мужские прозвища. Первым было Мопсик, в 15 лет – Хорек. Имелась в виду ее любовь к курятине и вонь в туалете. Инна до сих пор верит отцу, что хорек душит кур своими кишечными газами. Родители убеждены, что все люди готовы их уничтожить. Отец говорит: пусть скажут спасибо, что я вообще с ними здороваюсь.


Когда я был в отпуске, Инна увидела сон, который ее успокоил.

После сессии вы провожаете меня в прихожую и помогаете одеться. В это время по домофону звонит следующая клиентка. Я задерживаюсь, комментируя сессию. Входит клиентка, она то брюнетка, то блондинка, то с короткими волосами, то с длинными. Она видит меня и плачет, что боится идти на сессию, не может больше терпеть эту боль, и с рыданием уходит. Я бегу за ней и сажусь в грузовой лифт, который стал тоже маленьким. Я догоняю клиентку, сую руку между дверками и вижу ее печальные пустые глаза. Я возвращаюсь к вам: не удалось догнать.

Происходят какие-то действия, и я обнаруживаю себя в кровати, в изголовье которой сидите вы с этой девушкой. Мы беседуем втроем, а я думаю о том, что моя сессия была предпоследней, девушки – последней, после этого у вас лекция, вы пропустили ее – уже 6 часов. Вы успокаиваете меня, что мне не надо сегодня в институт.

Почему я в постели, почему здесь эта девушка? Она исчезает. Я догадываюсь, что когда я упустила ее, то упала в обморок. Вы вместе с девушкой подхватываете меня и переносите меня на диван. Мне не нравится, что меня трогали. Вы сделали со мной это под гипнозом.

Мы идем на кухню. Так же, как это делал мой отец, вы разогреваете себе суп, ставите его на табурет и садитесь на диван. Я сажусь на табурет перед вами. Вы откусываете хлеб и кладете его ближе ко мне, я пододвигаю его к вам, а вы ищете его, не глядя – почему вы не опускаете взгляд ниже?

Фантазия о гипнозе отражает страх матери, что я гипнотизирую ее на расстоянии. Клиентка со светлыми волосами напоминает мою жену, а длинные волосы – саму Инну. Уход недовольной клиентки выражает сопротивление Инны и регресс в терапии. Ей хотелось бы, чтобы я предпочел ее своей жене и работе. Я кормлю ее, не опуская взгляд ниже.


Инна видела сон из двух частей. Начнет со второй.

Я в квартире родителей. Стою на балконе, смотрю во двор. Споткнулась на наклонном полу, скатываюсь, как часто снилось в детстве. Слабые перила могут не удержать. Мать коряво и неудачно пытается удержать, Я требую позвать отца, мать зовет его, тот не отзывается. Я с трудом останавливаюсь сама и вылезаю из-под каких-то кирпичей. Оказывается, отец всё это молча наблюдал, и я кричу впервые в жизни: «Тебе, как всегда, по х… что со мной происходит!» Отец обвиняет меня: «Я же предупреждал, сама вляпалась». Обычно он говорил: «Сами вляпались», объединяя меня с глупой матерью.

Я напоминаю Инне про первую часть сна.

Я в другом городе или стране живу у еврея лет сорока, он в кипе и с пейсами, в черном костюме. Он живет здесь дольше меня. За свою помощь он требует секса, пытается повалить меня в проходной комнате, и после борьбы мы расходимся по своим комнатам. Я сбегаю от него и оказываюсь с тетей в машине, которая привозит нас во двор моего дома. Подъезжает автобус, в окне виден еврей, которого навела на меня тетка, я чувствую смутную злость. Я вижу в окне ректора своего института, показываю этим евреям средний палец. Мой отец – антисемит. Тетка уговаривает меня зайти в автобус, евреи пьют чай за круглым столом. Мой бывший хозяин предлагает мне брак, ректор и тетка уговаривают меня, я долго отказываюсь, а когда соглашаюсь, уже поздно. Я прихожу к своему парню, мне хорошо.