Нечего туда смотреть! Обычная двоечка.

А как иначе осматривать? Опять на колени? Ещё хуже!

– Вам нужно лечь, – принимаю я решение.

– А ты шустрая. Так быстро в кровать меня ещё не укладывали.

– Я ничего такого не подразумевала. Вы сидите, мышцы зажаты и… В общем, так нельзя шить.

Псих смотрит на меня долго, но в итоге кивает. Он поднимается, направляясь к дивану.

Какой же он высокий, мамочки.

Я на своих убийственных шпильках ему до подбородка едва дотягиваю. Бугай здоровенный.

Диван под ним жалобно скрипит, пока мужчина разваливается.

У него рана, кровопотеря, явно не лучшее состояние, если меня похитили. Но при этом Псих ведёт себя так, словно всё нормально. Всё у него под контролем.

Я сбрасываю туфельки, босиком ступаю по холодному бетону. Но на каблуках я точно шить не буду.

И убегать так проще.

– Если я вас зашью, вы меня отпустите? – я молюсь, чтобы этот человек держал слово. – Да?

– Да.

– Живой и невредимой?

– Да.

– Обещаете?

– Золотце, я слово своё держу. Отпущу.

Остаётся в это поверить. Других вариантов у меня нет.

Как и у этих бандитов нормальных лекарств. Хорошо, что я в сумке привыкла носить набор первой помощи. У них аптечки в машинах.

Хоть как-то.

Обрабатываю руки антисептиком, не перестаю молиться, натягиваю перчатки. Голова кругом, в горле ком.

Даже сквозь латекс, я чувствую тепло его кожи. Осматриваю рану, а Псих совсем не реагирует.

Разве ему не больно?

– Сука, – ой, больно. Шипит, когда я на рану чуть сильнее надавливаю. Проверяю, что пули нет. – Золотце, я не фанат садизма. Хотя, если в роли жертвы будешь ты…

– Не отвлекайте, пожалуйста. Мне и так страшно. А вы делаете только хуже.

– Первым твоим буду, да? Приятно.

– Угу.

Бурчу себе под нос. Теперь я понимаю, почему пациентам наркоз дают. Чтобы молчали и не мешали.

Всё как в тумане происходит. Беру шовный материал, на автомате отслеживаю реакцию Психа.

Он почти не реагирует. Только иногда желваки танцуют на острых скулах. Замедляюсь.

– Потерпите, хорошо? – мой голос внезапно тихим и ласковым становится. – Сейчас перестань болеть. Я аккуратно.

Я успокаиваю скорее саму себя. Мужчине же всё равно. Я его сильную энергетику чувствую, даже когда он просто лежит.

Псих смотрит на меня из-под опущенных век. Наблюдает, упорно не теряя контроль ни на секунду.

У меня от его взгляда мурашки. Нет, какие там мурашки. Скорпионы ползают, жалят в различных местах.

Я выдыхаю, едва на пол от облегчения не опускаюсь, когда заканчиваю со швом.

Кривой и ужасный.

Зря меня мама не отдала на курсы кройки и шитья. Очень зря.

– Шрам лазером убрать можно, – шепчу тихонько.

А вдруг он страдать будет? Переживать.

Хотя загорелая кожа мужчины покрыта белыми отметинами. Шрам то тут, то там просматривается.

Псих криво ухмыляется. Его грудная клетка часто вздымается, пока я накладываю повязку.

Резко выдыхаю, стараясь убрать прядь волос с лица. Вздрагиваю, когда обжигает прикосновением.

Мужчина касается моей шеи. Щекочет кончиками пальцев, проводя выше. Убирает мою прядь за ухо. Кожа горячая, чуть грубая.

– Не надо, – я отворачиваюсь. – Что вы делаете?

– А может обезбол у меня такой, золотце. Откажешь пациенту?

– Угу.

Хорошо, что ему что-то другое не понадобилось потрогать в качестве обезболивающего.

Вряд ли он бы сильно на отказ реагировал.

Я отступаю на шаг, наблюдаю за реакцией. Псих живой, и это уже достижение!

Я не убила пациента, я молодец.

– Всё хорошо? – уточняю аккуратно. – Я пойду тогда?

Мужчина медленно моргает. Фокусирует взгляд на мне. Снова на грудь пялится?

Я прикусываю губу, рассматривая его. Ищу признаки, что ему больно или нужна ещё помощь.