Из дома она выбиралась лишь в выходные, и то за тем, чтобы закупить продуктов на неделю. Часа два она таскалась с тележкой между прилавками, делая пометки в длинном списке. Закупив все по списку, она ехала домой, все выгружала и садилась к телевизору.

Она почти перестала видеться с друзьями. Их и осталось-то всего ничего: трое. Все бывшие одноклассники: Коля, Вася и Светка. Коля с Васей постоянно были в каких-то командировках. Когда возвращались, семьи рвали их на части, и им было не до нее. А Светка ей опротивела еще пару лет назад, когда взялась критиковать ее жизнь.

– На кого ты похожа, Алла?! Ты же жирная! Прекрати поглощать калории в таком количестве! И двигайся уже!

– Куда? Я дома работаю, – пыталась она протестовать.

– И что? Я тоже дома работаю уже десять лет. И посмотри на меня!

Светка гладила свой плоский живот. Трогала крошечную попку. Вытягивала тощие ноги. Демонтировала отсутствие двойного подбородка.

– И как тебе это удается?

Она была просто обязана задать этот вопрос, хотя ответ давно знала. Светка сидела на мощной диете. Не вылезала вечерами из спортзала. В выходные совершала какие-то многокилометровые прогулки. И да, почти ничего не ела. А диетического чуть-чуть.

Алла так не могла. Она любила готовить, любила поесть и ничего не могла с этим поделать, хотя и понимала, что гибнет. Лишние килограммы вдруг принялись поедать ее здоровье. Начала болеть спина, ноги. Появилась одышка. Уровень глюкозы в крови придвинулся к пограничной отметке.

Ей срочно надо было завязывать со жраньем, и уже пару вечеров она ограничивалась одними яблоками. Их было много, четыре за вечер. Но это были яблоки, не бутерброды с колбасой и сыром.

И тут вдруг этот торт! Провокация! Вредительство! И от кого?! От Тони, соседки – молодого фельдшера со «Скорой».

– Аллочка, прими, пожалуйста, – сунула она сегодня утром коробку через дверь. – Угостили, а я не ем сладкого. Вообще! А ты, я знаю, любишь.

Тоня умчалась вниз по лестнице: тонкая, звонкая. А Алла осталась стоять в дверях со злополучной коробкой торта.

От обиды дрожали губы.

Что соседка о ней знает? Сладкое и сдобное любит – да, а еще? И откуда знает про ее любовь к выпечке? В пакеты подсматривает, когда Алла их от машины несет? В мусоре роется? Или отслеживает ее вес?

Тьфу, гадость какая.

Алла вдруг встала, схватила коробку с тортом и отнесла ее на балкон. Пусть вымерзнет там до несъедобного состояния! Превратится в пыль к весне, и тогда она выбросит его без сожаления.

Громко хлопнув балконной дверью, она вернулась за обеденный стол и неожиданно затихла.

За стеной начиналось самое настоящее представление. Дед скандалил с внуком. Громко! С надрывом! Такого никогда прежде не случалось. Ей, чтобы узнать, как они там вдвоем живут-поживают, приходилось прикладывать ухо к большой металлической кружке, а кружку – к стене. Но сейчас она даже без кружки слышала вполне сносно.

Нет, кружку она все же взяла – ор сделался нечленораздельным. На все про все у нее ушло двадцать минут. Потом внук Ивана Сергеевича, Сашка, принялся хлопать дверцами шкафов. Надо полагать, собирал вещи. Алла прикусила нижнюю губу, и какое-то время сидела, не моргая.

Если Саша съедет от Ивана Сергеевича, тот погибнет. Помрет от тоски и одиночества. Он уже старый, заедать стресс не приученный. Он не сможет бороться с тоской, как она, к примеру, выпекая пирожки за коврижкой, шанежки за кулебякой. Он просто помрет. А этот дебил потом будет давиться слезами над могилой деда и просить у него прощения. Только прощения не будет. Останется тоска и чувство вины, с которым придется жить вечно.