– Я записала название фирмы и фамилию референта на отрывном листке. Но бумажка где-то затерялась. Возможно, выбросила уборщица. Фамилия… Кажется, Жуков. А вот название фирмы не вспомню, что-то на французский манер.

– И где же сейчас вещи этого Сальникова?

– У нас здесь воров нет, – улыбнулась Скокова. – Чемоданы и сумка с аппаратурой в кабинете заместителя директора по хозяйственной части. Лежат на антресолях и ждут хозяина.

Поблагодарив женщину за интересный рассказ, Колчин поднялся в номер, толкнул приоткрытую дверь. На подоконнике – пустая бутылка, которую успел-таки прикончить Решкин. Из пепельницы торчал мундштук скуренной папиросы, а по номеру плавал сладковатый запах анаши. Сам обитатель вытрезвителя, раздетый до трусов, даже не сняв с кровати покрывало, валялся на боку и сопел в обе дырочки. Открыв окно настежь, Колчин, повесил брюки и пиджак на спинку стула, растянулся на соседний кровати. Подложив ладони под голову, он смотрел в потолок, слушал монотонное сопение соседа и думал, что администратор Скокова права: следовало поселиться в отдельных номерах, за Решкиным все равно не углядишь, а перевоспитывать этого хмыря уже поздно.

Нижний Новгород. 21 августа.

После развода с женой, случившегося около года назад, старший лейтенант Александр Горобцов, не без помощи бывшей супруги Евгении, строивший милиционеру жуткие козни, неудачно разменял общую квартиру. Пережив два гражданских суда, раздел имущества и множество мелких унизительных дрязг и скандалов с бывшей супругой, он оказался в большом минусе. Жена получила прекрасную двухкомнатную квартиру и спустя пару месяцев после развода выскочила замуж за адвоката, совладельца юридической фирмы. А спустя еще три месяца, съехавшись с этим плешивым уродом, переселилась в шикарные хоромы аж в восемь комнат. А несчастный Горобцов очутился в убогом домике на окраине города. Три небольшие комнаты, летняя веранда с прогнившими шаткими полами, за штакетником забора палисадник, заросший диким шиповником и какими-то сорными цветочками, название которых лейтенант не помнил.

Впрочем, дом, – красивое название для этого курятника. Построенный лет сорок назад из негодного бросового материала, домишко медленно, но верно приходил в упадок, здесь кишели мыши, а стены грыз жучок. Окончательно испортила существование соседская собака, умеющая тявкать часами напролет без перерыва, она не давала спокойно спать ночами. По мере сил Лейтенант привнес в убогое жилище некое подобие уюта. Перевез от бывшей жены кое-какую мебель, купил спальный гарнитур, ковер и огромную вазу богемского стекла.

К следующей весне Горобцов, попытается начать новую жизнь и выберется из этой помойки. Сделает косметический ремонт, чтобы сбыть дом каким-нибудь лохам, хачикам с центрального рынка, которые гоняются за новгородской пропиской. И возьмет подобающую цену, сам в убытке не останется, даже заработает на этой халабуде. Купит новую квартиру и, когда выпадет свободное время, через знакомых ментов вплотную займется теперешним мужем Евгении, устроит ему лично и его юридической шарашке такую веселую жизнь, распугает всех клиентов. Эти адвокаты, бумажные твари, перестанут думать о прибылях, поглощенные подсчетами убытков.

Впрочем, это всего лишь планы на перспективу, планы, писанные вилами по воде.

А пока Горобцов ишачит в поте лица, устроившись сразу на две работы. Сутки дежурит в вытрезвителе, по окончании смены топает домой и отсыпается. К четырем вечера снова надевал форму и отправляется в офис коммерческой фирмы "Дикая магнолия", разбогатевшей на продаж женского белья и постельных принадлежностей. До одиннадцати ночи, пока не уходила последняя уборщица, он торчит на вахте. На следующий день смена в «Магнолии» начинается ровно в полдень и продолжается до восемнадцати ноль. Этот сумасшедший ритм предельно спрессовывал свободное время милиционера и его частную жизнь. Женщина, с которой Горобцов состоял в интимных отношениях, не выражала восторга оттого, что ее любовник где-то телепается ночами а днем пропадает в своем трезвяке, ей же достаются какие-то жалкие крохи его свободного времени. А плотской любви и вовсе нет. Он вечно уставший, сонный, да и относится к ней по-скотски: отвернется к стене и захрапит.