– Ну видишь, как хорошо. Хотела ребенка – вот ребенок. Держи, не болей, – сказал я.

– Так а ты чего решил разводиться-то? – опомнилась она.

Похоже, от требований объяснений мне никуда не деться.

– Ну, мы разные. Нет, девушка она отличная. Как жена великолепная. Она выполняет все свои функции, но мне нужно другое.

– А что нужно-то?

– Нужен я. Я ушел к себе. Меня она задавливала морально. Выходит, она сильнее? Может быть. Но мне одному комфортнее. Не с кем-то, а одному. То есть, если не Ева, то и никакой жены я не хотел бы другой. Но дело в том, что я вообще не хочу жены, поэтому развожусь. Такая вот странная чехарда.

После моего краткого рассказа в ее глазах не прибавилось ясности. Впрочем, если бы рассказ был не краткий, результат был бы аналогичный.

– А ты когда назад? – спросила Оксана.

– Кстати! Мне пора идти спать, завтра в шесть нужно вставать, потому что Лена и Женя на работу идут, – сказал ей, не желая отвечать на вопрос.

– А назад ты когда? Алло! – настаивала она.

Я вновь проигнорировал ее вопрос. Мне нравилось ее игнорировать.

– Все, целую, – поцеловал ее в щечку и уходя добавил: – На цифрах!

Я поднялся в квартиру, и Лена проводила меня в комнату, где уже все было приготовлено ко сну.

Приняв душ, я завалился спать, но очень хотелось кондиционер и покурить. Всего этого в комнате мне было не суждено получить, потому что дети.

Я решительно оделся, сказал шепотом в комнату Лены с Женей, что я пошел курить в машину. Мне ответили, чтобы я взял с собой ключи, которые находятся в замке.

Я не любитель оставаться у кого-либо на ночь, потому как не хочу попадать в какие-то щепетильные ситуации, наподобие недоверия, что я могу что-то взять/украсть/присвоить. Помимо этого, нет полной свободы действия: нельзя просто подняться с кровати и пойти что-нибудь съесть из холодильника. Или включить телевизор и втыкать в него хоть до утра. Конечно, никто не говорит мне не делать этого, но я внутренне себя так ограничиваю в гостях, что иной раз даже в туалет стесняюсь сходить.

Я завел машину, сел на пассажирское сиденье, подключил зарядку под айкос и телефон.

«Ты спишь?» – написал Ксюше.

«Почти. А ты чего не спишь?» – ответила она.

Она ответила на сообщение настолько быстро, что мне показалось, будто она сидела у телефона в ожидании входящего от меня.

«Захотелось с тобой пообщаться, вот и не сплю».

«Ты когда назад? От своей подруги…» – спросила она.

Я ей не рассказывал, что у подруги есть муж и дети, чтобы она, ощущая конкуренцию, была немного в тонусе.

«Завтра с утра».

«Я соскучилась по своему Славочке», – написала тут же она.

Меня так называла только мама. Но это было так давно, что я уже было позабыл звучность этого слова.

«Я тоже. Ну давай тогда иди спать, я тоже пойду. Сладких снов», – написал ей, закуривая стик.

«Сладких снов», – ответила она и вышла из сети.

Я остался в машине еще на какое-то время. Вспоминал моменты, прожитые с Евой, Даниила, и от воспоминаний у меня нарастал ком в груди. Я это называл ностальгией. Но, как мне кажется, ностальгия не должна так сильно болеть. Это ведь приятное воспоминание, немного грустное, но приятное. Мне сейчас неприятно от этой боли в груди, из которой тот нарастающий ком пытался вырваться, достигнув гигантских размеров, грозя оставить дыру в ней.

– Первый месяц тяжело, потом нормально, – повторил вслух себе.

Я прикинул, что за месяц эти приступы душевной боли должны пройти. Что нужно всего лишь месяц гнуть свою линию и не поддаваться на провокации Евы. Иначе, вернувшись, я обреку себя на вечное «подъедание» и прививание чувства вины с ее стороны. Мне это не нужно, и я ухожу не к кому-то, а к себе. Я это Еве говорил, я это всем говорю, так и есть. Я не к Ксюше ушел, не из-за нее. Очевидно, что я ушел, потому что настало для этого время. Я только сейчас оказался готов к тому, чтобы отдаться себе полностью, без остатка. Я долго об этом думал, и меня всегда пленяла перспектива остаться самому с собой. Этаким аскетом, тихо покоряющим мир. Мужчина ведь по природе своей должен покорять, а не вот это вот все. Живя «стабильной», по всеобщему мнению, жизнью, мужчина скатывается в сомнамбулическое состояние, в котором ему вообще все равно, что происходит вокруг. Некоторые это заглушают алкоголем по вечерам, а некоторые просто закрываются в себе. Женщины, видя эту апатию, начинают нервничать и тоже выходят из своего привычного цветущего состояния, становятся невыносимыми мозгоедками и пилят мужчин. А мужчинам уже все равно, они «заглохли». Вот так год за годом активная семья превращается в классическую русскую семью, где мужчина пьет и ничего, кроме хождения на работу, не делает. Женщина в свою очередь превращается во фригидную особу, которая выполняет мужские обязанности по дому и делает вывод, что все мужики «никакие». Исключение составляют семьи, где мужчина предприниматель. Там нет стабильности, и там необходимо перманентное движение вперед, и в этом всем мужчина проявляет свою главную черту – завоевательскую. Он не диссонирует со всеми вытекающими, а значит, поддерживает тонус в своей женщине, которая занята тем, чем и должна быть занята. Это, наверное, и называется гармонией.