– И эта трагедия могла стать причиной самоубийства Михайловой?

– Ой, да нет… Уж если тогда они все это пережили как-то. Мы-то не лезли с участием. Вика с Толей вообще не общались ни с кем. А уж теперь-то – все выровнялось, жизнь вроде только наладилась. И работа у нее, и внучка, как вторая дочка, подрастает и… не представляю… – Карзанова расплакалась в голос. В этот момент в квартиру вошли двое: высокий рыжеватый мужчина с безумным, затравленным взглядом вел под руку обмякшего, едва передвигающего ноги мужа Михайловой. Увидев на кухне следователя, рыжий крикнул:

– Это все Аникеев! Это мерзавец Аникеев виноват в смерти Вики! Я… я уничтожу гада! – Мужчина приткнул на пуфик у входа, будто тряпичную куклу, Сверчкова, и, преодолев пространство коридора в два спринтерских шага, предстал перед следователем, подергивая кривым ртом.

– Да вы присаживайтесь… Вы кто будете-то? – Епифанов попытался миролюбивой интонацией успокоить взвинченного мужчину.

– Я-то брат родной! А вы должны первым делом проверить телефон Вики. Все там! Все увидите своими глазами – все эти мерзкие угрозы, что довели… – «Брат родной», впившись руками в волосы, будто собираясь драть их, рухнул на кресло, с которого вскочила Карзанова. Соседка бросилась к чайнику – налить воды.

– На, Валюш, попей. – Женщина пыталась всунуть в руку мужчины чашку, но он оттолкнул ее, и вода выплеснулась на плиточный пол.

– И почту! Почту ее проверьте! Там тоже, я уверен, масса компромата на этого убийцу, который довел, довел Викчу… – Мужчина вдруг громко, лающе зарыдал на высокой ноте.

– А где врач со «скорой»?! – крикнул в коридор то ли оглушенному горем вдовцу, то ли оперативнику, топчущемуся на пороге, следователь.

– Да все уже… – махнул рукой Сверчков. – И так полдня со мной провозились. Отпустил я их. При чем тут лекарства? Кончилась жизнь! От смерти лекарств нет. – Анатолий Сергеевич попытался встать, его под руку подхватил оперативник – крепыш Ерохин. – Я в комнате лягу. Можно?

– Конечно, Анатолий Сергеич. Чуть позже я с вами побеседую. И врач вам все-таки еще нужен, как ни крути… – Следователь сострадал мужчине, но совершенно не умел выразить это ни словами, ни жестами.

Карзанова отыскала в холодильнике валокордин, накапала лекарство в стакан, и брат покойной, Валентин, выпил его залпом, запрокинув голову.

– Может быть, врача? – спросил у него следователь, недоверчиво глядя на покрытый испариной лоб страдальца.

– Нет! Я в порядке. Я хочу говорить. Да… Вот мой паспорт. – Мужчина полез во внутренний карман пуховика и достал «корочку».

– Мы с Викой близнецы. Викча и Вальча. Как клоуны – Бим и Бом… – Теперь он заплакал тихо, обиженно, как ребенок.

– Примите мои искренние соболезнования, Валентин Владимирович, – как можно сердечнее сказал следователь и, удрученно покачивая головой, переписал данные Михайлова в протокол. Покончив с этим, он приступил к расспросам:

– Кто вам сообщил о случившемся?

– Да в том-то и дело, что никто не сообщал! В том-то и дело, что я, наверное, мог предотвратить этот кошмар, это… – Валентин снова схватился за волосы, но, сделав усилие, овладел собой:

– Викча позвонила мне в каком-то несвойственном ей, просто ненормальном возбуждении. Это было часа два назад. Я был с женой в супермаркете. Ну, и сестра выкрикнула, что, мол, немедленно приезжай, тут ситуация неуправляемая и… жуткая, что ли, она сказала, или… роковая. Какое-то необычное, «не наше» слово. Вика ТАК никогда не говорила. Она с юмором, умница великая, а здесь шекспировские просто определения… А я не мог, ну не мог вот так бросить жену с сумками, я ведь не знал, что все чудовищно настолько, и потому загрузил машину всякой никчемной курятиной и йогуртами, черт бы все это побрал! – И мужчина снова лающе зарыдал.