– Ты моя рабыня до полуночи. Но стирать мне ничего не нужно.

Я с притворным негодованием смотрю Киру в лицо.

– А как же Тимур? Он знает, что ты освобождаешь свою рабыню от стирки? – делаю шаг назад. – Пожалуй, пойду спрошу у него, по правилам это или нет.

Начинаю пятиться. Дёрнувшись ко мне, Кирилл хватает меня за локоть. Тут же заталкивает в комнату и захлопывает дверь, словно отрезая нас от всего мира.

Здесь, с ним наедине, я уже не такая смелая, как секунду назад. Но отступать по-прежнему не собираюсь.

– Зачем тебе это, Белка? – строго смотрит на меня Кирилл.

– Мне? Но ты же сам попросил меня постирать, – продолжаю старательно ломать комедию.

– Ты так и будешь это повторять, да?

– Да. Буду. Ведь ты сам этого хотел. Или ты сказал про стирку, просто чтобы меня унизить?

Кир раздражённо вздыхает. И, всё ещё держа меня за локоть, силой тащит в ванную.

– Как видишь, здесь нет ни тазика, ни порошка. Как ты будешь это делать?

– Как-нибудь разберусь. Неси свои вещи.

Мне кажется, я очень хорошо разыгрываю покорность, и Кирилл не чувствует подвоха. Неудивительно... Ведь он считает меня наивной дурочкой.

Вздохнув, Кир выходит из ванной. Через минуту возвращается, держа в руках что-то мятое белого цвета. Это рубашка, в которой он был вчера.

– На. Бери. Раз тебе так хочется.

– И это всё? – разыгрываю возмущение, забрав рубашку из его рук. – Тебе надо постирать всего лишь одну рубашку?

– Нет, не одну рубашку, – цедит Кир сквозь зубы.

Он злится на меня. Но я не понимаю, почему. Разве не этого он хотел? Чтобы я постирала его вещи... Или он сказал это, чтобы порадовать своих новых друзей? Ведь им так нравится видеть меня униженной.

Тогда пусть Кир признается, что развлекал своих дружков, поэтому и придумал про стирку.

Но он не признаёт... И неожиданно начинает раздеваться. Стягивает футболку через голову – она тоже светлая. Хватается за резинку спортивных штанов.

Резко отворачиваюсь, чтобы не смотреть на этот стриптиз.

– Так я и думал! – фыркает Кирилл за моей спиной.

– Что думал? – отзываюсь я.

Вытянув руку в сторону ладонью вверх, просто жду, когда в ней окажутся штаны.

– Ты совсем не смелая, Ася. Да ты даже не можешь посмотреть на меня в трусах! А мы ведь раньше бывали вместе и на реке, и в бассейне. И ты уже видела меня в трусах. И я тоже видел тебя в купальнике.

Кирилл подходит ближе. Его голос – низкий, напряжённый – теперь звучит возле самого затылка.

Я громко сглатываю. Кир прав, мы бывали вместе на речке. Позапрошлым летом. Мама сама отвезла нас, когда температура на улице поднялась до аномальной отметки в сорок градусов. В общежитиях, конечно, есть кондиционеры. Но мы были детьми и хотели купаться.

В голове сразу всплывают воспоминания...

– Ась, плыви сюда! Или ты боишься?

Переплыв неширокую речку и оказавшись на противоположном берегу, Кирилл начал поддразнивать меня.

– Ничего я не боюсь, – пробубнила я. – Просто не хочу.

Конечно, я врала. Течение было ужасно сильным, а вода была чертовски ледяной. А за свои почти шестнадцать лет жизни я не очень преуспела в плавании.

Да, мне было страшно.

– Ты пытаешься выглядеть смелой, но ведь это не так, Ась! – выкрикнул Кирилл с той стороны реки. – Ты же боишься, Ася! И просто признайся в том, что испугалась. Тогда я помогу тебе переплыть. Я люблю честность!

Сначала я упрямо покачала головой. Но Кирилл так классно нырял там, на той стороне. И ему словно было весело и без меня... Поэтому я наступила своей гордости на горло и, сложив ладони рупором возле губ, закричала:

– Да, я боюсь!.. Слышишь меня? Мне страшно! Я плохо плаваю!