Вот как эта девочка умудрялась собирать сплетни и новости с мощностью пылесоса?

— Лизавета, — представился Дымов. — Да, время-шремя — это вам не прикладная лингвистика.

— Что ты тут делаешь? — спросила Маша, вовремя поймав «вы», которое едва не вылетело на свободу. Хорошо хоть в ее голове Лиза жила сама по себе, а Дымов сам по себе. Она понимала, конечно, кто перед ней, но не очень отчетливо.

— Здрасьте, — очаровательно надул губки Лиза-Дымов, — мы же договорились вместе пойти в общагу.

— Да?

Кротова топталась рядом и не спешила по своим делам.

— А говорят, у вас Вечный Страж по общаге бродит, — сказала она. — Вот бы посмотреть на него!

— Да, — согласилась Маша, делая вид, что не понимает намеков. Всем известно, что нельзя приглашать в свою общагу девочек из других корпусов, еще не хватало из-за Кротовой правила нарушать! — Интересно было бы посмотреть. Пошли, Лиза.

И она резво рванула вперед, не обращая внимания на сердитые взгляды Кротовой.

— Да тише вы, — взмолился Лиза-Дымов, когда они свернули по парковой дорожке за елку. Лужи стремительно высыхали под жаркими лучами. Маша стянула с себя плащ. — Я же в юбке!

— И? Как она вам ходить-то мешает? — удивилась Маша, глядя на цветастые складки чуть выше колен. Ноги у Лизы были длинные и стройные.

— А вот мешает, — заупрямился Дымов, — вдруг я запутаюсь в подоле!

— Не запутаетесь, — утешила его Маша, — длина непутательная.

— Все равно как-то тревожно. Да еще и поддувает.

Поддувает ему!

Маша прыснула и захихикала. Они пошли спокойнее, неторопливее.

— Сергей Сергеевич, — спросила она, — а кто вам гардеробчик-то подбирал?

— Алла Дмитриевна, — ответил он со всем возможным в этой ситуации достоинством.

Ай да ректорша! Неужели не могла выдать своему хахалю брюки?

— И как она только согласилась запустить вас в женское общежитие, — сказала Маша с недоумением.

— Алла Дмитриевна радеет о безопасности своих студентов, — произнес он официальным тоном и продолжил с нежданным мальчишеским оживлением: — Ну а мне было крайне любопытно познакомиться поближе с артефактом Михайло-основателя. Это же невероятная редкость, имеющая огромную исследовательскую ценность! Ученые столетиями бьются над тем, чтобы разобрать принципы его творений, но это совершенно невозможно. Чтобы понять, как думал этот человек, надо быть и словесником, и физиком, и астрономом, и географом, и художником одновременно. Идите-ка сюда, — он вдруг поманил ее в беседку, густо увитую ярко цветущими клематисами. Машу всегда это поражало: вчера ведь еще снег лежал! А сегодня — полюбуйтесь — цветы. Нет, если Бесполезняк и правда выгнала Зиночку с учебы, то зря. Такой талантище!

Там, в укромной тени беседки, Лиза-Дымов достал из объемной дамской сумки, в которой потерянно болталось несколько учебников, некий предмет, завернутый в тряпичный мешочек. Извлек простое прямоугольное зеркало, вопреки ожиданием, без инкрустации драгоценными камнями или золотом. Наверное, его создатель не хотел привлекать к вещице особого внимания — простая бронзовая оправа, внутри которой была заключена чуть отливающая серебром, слегка мутная пластина.

— Хотите посмотреться в это зеркало, Маша? — прошептал Дымов так, будто предлагал ей все сокровища мира.

Она торопливо зажмурилась:

— Ни за что!

— Неужели вам не интересно?

— Нисколько.

— Рябова, Рябова, — вздохнул он разочарованно, — с таким подходом вам не достичь академических успехов. Любопытство и стремление к экспериментам — вот что отличает теоретика от новатора, от истинного изобретателя. Это зеркало меняет тебя на клеточном уровне, у меня даже раздражительность появилась, вовсе мне не свойственная. Очевидно, все дело в определенном периоде цикла…