Невозмутимо довольный Андрюша плюхнулся напротив, схватился за вилку, и тут раздалось насмешливое:

— Волшебство в столовой строго запрещено, между прочим.

— Я ничего не делала, — тут же открестилась Маша, которая в Андрюшу, конечно, была влюблена, но не до такой степени, чтобы портить себе характеристику. Она твердо намеревалась получить красный диплом и поступить на хорошее место.

— А в вас, Рябова, я не сомневался.

Вот только Дымова им не хватало для полного счастья! Блестящий специалист, кто бы спорил, но ведь и зануда первостатейный. В универе его прозвали Циркулем — за длинные ноги, длинные руки и общую тощеватость. И плевать, что к черчению Дымов не имел ни малейшего отношения.

Андрюша мученически отложил вилку, состряпал невинную мордашку:

— Сергей Сергеич, так ведь Лавров следующей парой!

— Вы, Греков, ступайте самостоятельно к декану, — вкрадчиво велел Дымов, — да и покайтесь самолично. Явка с повинной вам всенепременно зачтется.

Застонав от душераздирающей разлуки с котлетами, Андрюша неохотно встал и поплелся каяться. Выглядел таким несчастным, что у Маши сердце дрогнуло.

Дымов посмотрел ему вслед, хмыкнул, уселся на освободившийся стул и взял освободившуюся вилку.

— Мария, — сказал он, принимаясь за Андрюшин обед, — а поведайте мне, почему я не вижу вашей фамилии в списках на конференцию по моему предмету?

— Потому что я записалась на механику и арифметику, на лингвистику меня уже не хватит, Сергей Сергеич, — объяснила она, подумала и начала есть. Голодать из солидарности — глупость несусветная.

— Вас? Не хватит? — не поверил Дымов. — Не расстраивайте меня, Мария. Уж не связано ли это с семинаром у Глебова? А мне-то казалось, что вы самая разумная студентка на потоке, без этих вздорностей в голове.

Маша немедленно устыдилась. Больше всего на свете она боялась разочаровать кого-нибудь.

— Глебов тут ни при чем! — торопливо воскликнула она. — Я просто так взяла семейно-любовный курс… не из-за вздорностей в голове.

— Конечно-конечно, — покивал Дымов, но ехидство из его голоса никуда не делось, припряталось только. Ох, и боялась его Маша на первом курсе, да и сейчас робела по старой памяти. Преподаватель лингвистики словами пользовался как оружием, и умел быть удивительно . Наговоры у нее не получались поначалу, хоть тресни. Маша брала эту вершину трудолюбием, а не талантом.

— Ну нет у меня способностей в вашей области, — жалобно проговорила она, — Сергей Сергеич, я больше по точным наукам.

— Мой предмет базовый, основополагающий, Мария, — ответил он веско. — В начале всегда слово!

— Каждый преподаватель считает свой предмет главным, — заметила она нейтрально. Хоть и понимала уже: не отвертится. Не сможет твердо и решительно сказать «нет», характера не хватит.

— У вас ведь сейчас окно? — он, казалось, не слышал ее слов. — Пообедаем, и я дам вам темы докладов, еще не хватало продуть в этом году традиционному институту. Да ректор меня премии лишит.

Не лишит, хотела брякнуть Маша, но, конечно, прикусила язык. Все кругом знали, что Дымов крутит роман с их ректоршей, хотя куда безопаснее сунуть голову в пасть дракону. Алла Дмитриевна производила устрашающее впечатление, куда там зверюге Лаврову! Но красивая, тут не поспоришь. Даже скорее стильная: шпильки, узкие юбки, прическа такая сложная. Машинально пригладив простенький хвостик, Маша понуро кивнула.

— Сергей Сергеевич, а Аня Веселова же обычно первые места занимает, я-то что… — напомнила она на всякий случай.

— Веселова… — он тут же стал раздраженным, сердитым. — А Веселова у нас в академку ушла. Тоже, между прочим, сначала к Глебову бегала. Я бы этот любовно-семейный курс вообще запретил! Наслушаетесь сначала, а потом вся учеба побоку.