Насмехаться Ежи было лень.

А вот…

Он бросил взгляд на часы, убеждаясь, что присутственное время еще не истекло и ему надлежит оставаться на месте, дабы, если вдруг случится кому срочная нужда в магической силе, оказать всяческое вспомоществление. Согласно инструкции и правилам Гильдии.

И по установленному прейскуранту.

Но… правила Гильдии Ежи изучил преотлично. Был в них один прелюбопытный пункт.

— Буде кто спрашивать, — сказал он, решившись, — скажи, что отбыл по гильдейной надобности.

Все-таки ведьма, пусть сугубо теоретическая, это важно, это вполне вписывается в размытый перечень тех самых гильдейных надобностей, о которых в инструкции сказано.

А раз так…

— И я с тобой проедусь, — Анатоль облизал пальцы. — На всякий случай.

Отказываться Ежи не стал.

8. Глава 8 В которой вновь речь идет о котах и людях

Глава 8 В которой вновь речь идет о котах и людях

 

Жила-была добрая ведьма…

…начало неправильной детской сказки.

 

…в ту самую первую ночь, оставшись наедине с кошкой, которая забилась под шкаф и оттуда не вылезала даже поесть, Стася поняла, что не справится.

С пищащими.

Голодными.

Обезвоженными. С больными, которым нужно и глаза промывать, и уши капать, и не только уши, потому что помимо ушных клещей имелись и другие.

Не сможет она.

Всех напоить, порой силком, накормить, тоже силком, поскольку некоторые и жевать-то не умели. А под утро двое умерли, и она расплакалась от бессилия, хотя Танечка сразу предупредила, что эти вот — не жильцы. И остальные, скорее всего, тоже.

Что в таких вот питомниках, когда все в кучу и ни за кем не смотрят, расплодившиеся насекомые не самая большая проблема. Есть вещи и посерьезней.

Пироплазмоз.

Микоплазмоз.

Лишаи и дерматиты. И еще что-то, о чем Стася забыла. У нее, конечно, имелись лекарства, и мази, и уколы, и капли какие-то, но она совершенно запуталась, что и кому делать.

А еще их следовало отмывать.

Укутывать.

Массировать животы и… и она точно не справится. В какой-то момент она возненавидела себя за слабость, за то, что не послала Владика с его котятами, за то, что у нее не хватает духу все бросить и вправду вынести в лес, что она мучится и мучает их.

Всех.

— Мр-р-ря, — под руку ткнулась лобастая голова, и яркие желтые глаза заглянули, кажется, в самую душу. И Стася успокоилась.

— Надо поспать, — сказала она, поднимаясь.

Ноги затекли.

Руки тоже. Ныла спина, и голова болела со страшной силой. А в комнатушке, где она поставила коробки, царил форменный беспорядок. Котята ползали, бегали, опрокинули плошки с водой и кормом, который старшие ели довольно жадно, но при этом умудрялись измазаться.

Кто-то хныкал.

Кто-то чесался.

— Урм, — сказал Бес, дернув хвостом, который заинтересовал особо наглого звереныша. И выгнувшись, зашипел.

Наверное, ей показалось от усталости и недосыпа, но шипение это вибрирующее заставило котят замолчать, а после и вовсе сбиться в кучки. Бес же, пройдясь по комнате — ступал он аккуратно, стараясь не вляпаться в разлитую воду — заурчал. И котята легли.

Как стояли, так и легли.

Нет, примерещилось. Невозможно такое, потому что… невозможно. И согласившись с собой, Стася ушла. Уснуть она уснула сразу, стоило упасть на кровать, а проснулась от взгляда. Смотрели превнимательно и… и существо это она узнала сразу, поскольку подобных уродцев больше не было.

Не уродец — сфинкс.

Петерболд.

С каким-то сложнопроизносимым именем и слабой надеждой на выживание. Котенок был совсем крохотный и слабенький. И как забрался только?

Он устроился на груди. Лег, обвив лапы тонкой нитью хвоста, и так лежал, смотрел на Стасю.