– В прошлом году в нашей академии не проходил бал-маскарад, – раздался насмешливый голос за спиной, заставивший меня повернуться.
Боевой маг в красном колпаке с белым помпоном смотрелся… в общем-то, привычно. Ему даже шло.
– Господин Марлок, – поздоровалась учтиво, склонив голову в поклоне. – Позвольте полюбопытствовать, а кто отдал приказ о его проведении?
Боевой маг, славившийся своим дурным характером, притворно задумался.
– Сложно сказать. Вам не по душе балы, Лизонька? – прищурился хитро, отчего я вздрогнула.
– Назовите меня ещё раз так… – вымолвила угрожающе, ощущая, как мутнеет перед глазами от бешенства.
– Я повешу на твою могилку этот венок, Кэннет! – рассмеялась со стремянки леди Грауд, а бессовестный боевой маг козырнул двумя пальцами и скрылся в ворохе голубых искр магии.
«Гад…», – недовольно скривилась и отправилась по своим делам, стараясь не поддаваться тревоге.
Я действительно не любила Новый год и на то были свои причины…
***
«Если бы Лиза вела дневники. Запись вторая…»
Я хотела бы рассказать о своём начальнике. Райне Блэквуле. Чем больше узнавала этого человека, тем больше очаровывалась им. Никогда не встречала подобных ему людей.
Всё в нём было идеально, но в то же время и во внешности, и в характере имелись некоторые недостатки, которые при ближайшем «рассмотрении», превращались в достоинства.
Например, взять его нос с горбинкой. «Горбинка» ведь своего рода изъян, а какую солидность и мужественность добавляет внешности ректора! Загляденье, а не горбинка…
Или вот его привычка куда-то что-то положить и благополучно забыть об этом, а потом бегать в панике по приёмной, громко вопрошая: «Лиза! Вы видели мою именную ручку? Она очень дорога мне! Это память о моём брате… А, может, её стащил кто-то из учеников?»
Сложно было не закатить глаза в такой момент, когда ручка всё это время торчала из нагрудного кармана его форменного пиджака. Но до чего же непосредственно милым становилось лицо этого мужчины, когда он осознавал всю глупость своего поведения.
Перечислять можно долго, но, кажется, и так всё понятно. Совершенных людей не бывает, но мы – женщины, умеем не замечать недостатки, когда сердечко уже начало трепетать.
… моё тоже трепетало.
Недолго, но чувственно. До первых пылких писем, присланных воздыхательницами Райна Блэквула со всех концов столицы.
Он их даже не читал. Взглянет искоса и, поморщившись, велит: «Верните адресату или засуньте в утилизатор. У меня нет времени на романтику…»
На романтику у него времени нет, а на сомнительные игры со своим закадычным другом у него есть! То они бумажного змея магией запустят над академией, да таких размеров, что тень от него накрывала двор. То они гигантскую шахматную доску на поле начертят, а вместо фигур используют учеников. Живых!
Признаться, мне даже стало немного обидно за всех тех девушек, оставшихся без ответа. Мог бы хоть вежливый отказ отправить. Прямой, зато честный. И несчастные не питали бы надежд.
… тогда я стала писать отказы от его имени.
Писала бы, видимо, и по сей день, не сильно осознавая, что совершаю ошибку, услугу, о которой меня никто не просил. Но однажды одна особо настойчивая особа, не удовлетворившись письменным ответом, явилась лично.
Тогда-то всё и вскрылось.
Я имела бледный вид, но стыдно, как ни странно, не было. Что я сделала плохого, если ректор в любом случае не собирался отвечать на симпатию влюбчивых девиц?
«Лиза… – разочарованно вздохнул он. Под рёбрами ощутимо резануло. – Вы не должны вмешиваться в мои дела без моего дозволения. Если вам непонятны какие-то мои действия, спросите меня об этом, но не решайте за меня. Юные влюблённые барышни, получая отказ, в порыве чувств стремятся наложить на себя руки. Да, обычно это лишь неумелая игра, попытка вызвать чувство вины и жалость, но я хотел бы избежать и этого. Пусть я таким образом снимаю с себя ответственность, но лучше так, чем знать, что мой прямой отказ может повлечь за собой неприятные последствия…»