Офицер кинулся к своей шинели, висящей на крючке рядом с дверью. Что же за скотина он, сухарь! Ребенок трясется от холода в мокрой одежде, а он рассматривает ее, копается в памяти, позабыв о всякой человечности.

Теплая шерсть шинели окутала трясущиеся в ознобе плечики, полковник предложил девочке снова:

– Давай-ка одежду сухую тебе велю принести и еще горячего чаю. А потом дорисуешь план. Ведь трясешься вся, как заячий хвост, неровен час – залихорадишь. У меня тут вот что имеется. – Он вытащил из ящика стола пакет с ванильными сухарями. – Подкрепишься, и работу будет делать легче.

Гостья не удержалась, бросила жадный взгляд на сверток, от которого плыл невероятный аромат ванили и изюма, но сглотнула слюну, нахмурилась:

– Нет, нельзя! Надо нарисовать все, что я помню. Пока не забыла! Я вытерплю!

Полковник, хотя был удивлен ее упорством, все же кивнул, соглашаясь, – хорошо, рисуй дальше.

В дверь постучали, и после приглашения войти в кабинет шагнул высокий, статный мужчина – капитан фронтовой разведки Глеб Шубин. Он был еще молодым, однако его старили седина в черных волосах и глубокие складки около губ и на лбу. По этим приметам сразу становилось понятно: этот человек многое видел и пережил в жутких, кровавых жерновах войны, был опытным фронтовиком, прошедшим горнило войны.

– Товарищ полковник, капитан Шубин по вашему приказанию прибыл. – Офицер шагнул внутрь тесного кабинета.

Военная выучка помогла ему сдержать эмоции, хотя он испытывал любопытство – что за девчушка сидит за столом командира и разрисовывает карту. Опытный разведчик мгновенно оценил, как тщательно выписаны все пометки.

Зубарев кинул осторожный взгляд на девочку и потом, кивнув на дверь, предупредил гостью:

– Мы с капитаном ненадолго отойдем… на перекур… Ты глотни чайку, – предложил он.

Глеб Шубин, капитан фронтовой разведки, видел, что полковник, командир штаба, явно смущен своей ложью, но промолчал и не стал уточнять, что он не курит и никогда не курил. Сработала привычка к армейской дисциплине, коли говорит командир, что надо идти на перекур, то приказ должен быть выполнен. А еще интуиция, которая мгновенно дала ему понять, что предложение покурить – это лишь предлог для разговора тет-а-тет. А значит, речь пойдет как раз о необычной посетительнице командирского кабинета.

Николай Трофимович Зубарев за дверью кивнул ординарцу, и тот по одному движению понял, что от него требуется. Нырнул в кабинет – присмотреть за девочкой.

А полковник отошел подальше от двери, увлек за собой разведчика в дальний угол коридорчика. Там их никто не услышит. Основная штабная суета была в узле связи и рядом со столом дежурного офицера. Там стучали сапоги, раздавался бесконечный гомон людских голосов, то и дело хлопала входная дверь.

Николай Трофимович, понизив голос, заговорил с разведчиком:

– Видел, пигалица сидит у меня за столом над картой?

Глеб кивнул, а его собеседник продолжил:

– По твоей части, поэтому и вызвали тебя в срочном порядке. Поговорить с ней надо бы и понять кое-что.

Полковник задумался на несколько секунд, пытаясь сформулировать, что же он хочет от вызванного срочным приказом разведчика. Ведь не пленный для допроса сидит в его кабинете, совсем другой случай – необычный, к которому не знаешь, как подступиться.

Зубарев начал с самого начала, объясняя, откуда взялась девочка в его кабинете:

– Ольгой зовут, на кордоне сегодня в пять утра задержали, доставили на грузовике три часа назад в штаб. Девочка говорит, что она подпольщица из одесских катакомб, выжила одна после затопления шахты. Прошла через оккупированную территорию к линии фронта. У нее ценные сведения. Сейчас все, что знает, отмечает на карте, прорисовывает сведения о вражеской линии обороны… по памяти… – Полковник замялся. – Крепость фюрера, слышал о такой?