Вот и подъезд. Магнитный ключ, и дверь открылась. Теперь еще одна регулярная процедура. Приготовленные и зажатые в руке предметы быстро занимают свое место. На носу оказываются очки, с чуть затемненными стеклами и в большой массивной оправе, под носом наклеены заметные усы, которые меняют рисунок носогубного треугольника. Быстрым отработанным движением Антон снимает куртку и выворачивает ее наизнанку. Куртка хитрая, двусторонняя. Снаружи она темно-серая, без всяких особых отличий, такая, каких полно в городе, а вот внутри – синяя, с красными и белыми полосами, которые бросаются в глаза и запоминаются.

Изменив походку на тяжелую и неуклюжую, ссутулившись, Антон поднялся на третий этаж. Сегодня никто из соседей ему не встретился. Когда встречались, он здоровался, не поднимая глаз, хрипловатым голосом и с видом утомленного нездорового человека.

Теперь входная дверь. Первым делом тонкий резиновый коврик перед нею. Сам Антон на него никогда не наступал, но в свое время старательно и долго экспериментировал, выясняя место, куда обычно наступают люди, отпирая дверь ключом. Или отмычкой. Именно в том месте под ковриком лежали четыре тонкие колбаски из пластилина. Если на них наступить, то через подошву обуви не почувствуешь, зато колбаски расплющатся.

Антон осторожно отогнул край коврика и убедился, что его индикатор цел. Теперь второй – две спички. Они подсунуты под уплотнитель, и, если дверь открыть, спички обязательно упадут. Можно попытаться перехитрить хозяина и при закрывании двери сунуть спички на место. Но дело в том, что Антон вкладывал их по-особенному. Повторить такое постороннему случайно, скорее всего, не удастся. Правда, всегда можно было предположить, что за дверью и самим Антоном в процессе ее открывания преступники могут наблюдать через глазок двери напротив.

Спички тоже оказались на месте. Антон вставил ключ, отпер замок металлической двери. При этом он стоял сбоку, чтобы возможное взрывное устройство между наружной и внутренней входными дверями основную часть своей энергии выбросило на лестничную площадку, так у него оставался шанс уцелеть. Взрывного устройства тоже не оказалось. На месте была и тонкая шелковая нить, натянутая на уровне щиколоток.

В квартире индикаторов не было, кроме того, что у Антона заведено всегда класть вещи на строго определенное место. Ну, и, конечно, замаскированный объектив камеры наблюдения, направленный на входную дверь и соединенный с датчиком движения. В случае его срабатывания на мобильный телефон поступил бы сигнал, и тогда Антон на экране увидел бы то, что показывает камера в квартире. Датчик сегодня не срабатывал.

Проверив, насколько плотно задвинуты шторы на окнах, Антон, наконец, переоделся, умылся и занялся приготовлением ужина. Неприхотливый ужин из полуфабрикатов, неизменный сок, просмотр местных новостей по телевизору. Антона такой размеренный режим жизни в своей «норе» не угнетал. У него даже кровать была на высоких ножках, которая не позволяла подложить под нее взрывное устройство. Это была жизнь-борьба, и, как всякая борьба, она требовала от него собранности, силы духа и выносливости.

Антоном двигала ненависть. Не ослепляющая безрассудная ярость, не гнев, из-за которого люди теряют над собой контроль, а холодная рассудочная ненависть к людям, с которыми он боролся. Он так решил. Наказав того, кто убил его мать, теперь он должен наказать других таких же. Тех, из-за которых гибнут неповинные люди, невинные сидят в тюрьмах, кого пытают и унижают в камерах отделов полиции пьяные оперативники и участковые. Один случай с насилованием бутылкой из-под шампанского чего стоил. Об этом говорили по телевизору уже третий день.