Мальцев, пораженный до глубины души, замер на месте. На беговой дорожке, окаймлявшей запущенное футбольное поле, стояла красная «девятка». Были хорошо видны черные следы от резкого торможения или трогания с места с пробуксовкой. Трое голых по пояс парней курили возле машины, смачно сплевывая на асфальт.

В свою приемную Мальцев вошел хмурый и недовольный, а тут еще изжога замучила. С какого перепугу? Понагибался на спорткомплексе, что ли, когда в колодцы заглядывали? Катька Белова – типичная блондинка и типичная бестолковая секретарша, которая досталась ему в наследство от предшественника, – испуганно вскочила с места. Значит, опять журналы свои разглядывала. Выгнать бы эту дуру, так нет же, нельзя. Папа у нее…

– Срочно найди мне главного инженера, – приказал Мальцев, – и скажи остальным, что планерка через десять минут. Что стоишь! Ускова ко мне срочно! И воды холодной принеси… изжога замучила…

«От тебя изжога замучила, – мрачно подумал Мальцев, – от всех вас». Он прошел к себе в кабинет, плюхнулся в большое офисное кресло и с неудовольствием вспомнил, что вот так падать в него уже нельзя. Нельзя падать в собственное кресло, потому что оно уже старое, нельзя выгнать половину работников, потому что у них связи и за них просили. Те, кто в свое время за них просили, о своей просьбе благополучно уже забыли. И просили-то, скорее всего, чтобы отвязаться от кого-то из старых и не очень нужных знакомых. А вот выгони сейчас кого-нибудь, сразу вспомнится просьба, и сразу начнутся мысли, что новый генеральный директор кого-то наверху ни в грош не ставит, на конфронтацию идет. Вот они – неудобства положения. Причем чем оно выше, тем больше эти неудобства. Правда, чем выше, тем они больше компенсируются материально, но до такого уровня еще надо дорасти.

Главный инженер Усков ввалился всей своей громоздкой фигурой. Бывший подполковник хозяйственного управления из системы исполнения наказаний за последние пару-тройку лет весьма раздобрел. Инженер он был хороший, толковый, но и прохиндей еще тот. Хорошую школу прошел там у себя, в системе управления колониями.

– Так… Захарыч! – Мальцев поперхнулся на мгновение, собираясь с мыслями. Что-то настроение совсем опустилось, да так, что он потерял самообладание.

– Предложение по «Лесному»? – догадался Усков, усаживаясь в кресло перед столом начальника. – Подготовили, можно отвозить в министерство. Сумму я не стал минимизировать, а то ее и так сократят. В смете стоит реальная цифра, и если ее уменьшат процентов на двадцать, то это не страшно. Выкрутимся.

– Ты туда нормальное ограждение забил, или так – декоративное? – наконец стал настраиваться на деловой лад Мальцев.

– Конечно, нормальное! Надо доступ посторонних на территорию ограничить, а то там сейчас проходной двор, скоро коров местные будут на футбольное поле гонять.

– Там уже не только коровы… Ты вот что… Подготовь мне служебную записку на директора «Лесного». Что он такой-сякой, что не справляется, что регулярные нарушения. Я твою «служебку» и от спортсменов подложу и приказом его, к чертовой матери, вышибу!

– Может, не спешить? Какими-нибудь другими методами воздействовать? У него приятелей в спортивных обществах, как грязи. На следующий же день к министру побегут. Жаловаться начнут, что заслуженного тренера выгоняют, со света сживают, что место для своих ставленников готовят. А министр скажет, что мы сами не работаем, плодим тунеядцев, работать не можем заставить, контроля нет. Министр ведь с ними тоже ссориться не будет. Они – общественное мнение, они – спортивные массы, у них государственные награды и регалии. В случае чего, и в Москву чиркануть могут. Политика!