– Я начала видеть сны за два года до начала эпидемии. Мне всегда снились сны, и иной раз они оказывались вещими. Пророчество – дар Божий, и в каждом заложена его частица. Моя бабушка называла этот дар сияющей лампой Господней, иногда просто сиянием. В своих снах я видела, как иду на запад. Сначала с несколькими людьми, потом их число увеличивалось, снова увеличивалось. На запад, всегда на запад, пока впереди не вырастали Скалистые горы. Мы уже ехали целым караваном, человек двести. И на пути стояли знаки-указатели… нет, не божественные, а обычные дорожные знаки, с надписями: «БОУЛДЕР, КОЛОРАДО, 609 МИЛЬ» или «К БОУЛДЕРУ».

Она помолчала.

– Эти сны, они пугали меня. Я ни одной живой душе не рассказывала ни о самих снах, ни об испуге, который они у меня вызывали. Я испытывала те же чувства, что и, наверное, Иов, когда Господь заговорил с ним из смерча. Я даже пыталась убедить себя, что это всего лишь сны, глупая старуха, бегущая от Бога точно так же, как бежал Иона. Но, как видите, большая рыба проглотила что его, что меня! И если Господь говорит Эбби: «Ты должна сказать», – это означает, что я должна. И я всегда чувствовала, что кто-то должен прийти ко мне, кто-то особенный, и тогда я буду знать, что время настало.

Она повернулась к Нику, который сидел у стола и очень серьезно смотрел на нее единственным здоровым глазом сквозь сигаретный дымок Ральфа Брентнера.

– Я поняла, как только увидела тебя, – продолжила Абагейл. – Это ты, Ник. Бог указал перстом на твое сердце. Но у Него не один перст, и есть другие избранные, которые сейчас в пути, слава Богу, едут сюда. Он мне тоже снится, он даже теперь выискивает нас, и, да простит Господь мою грешную душу, в сердце я проклинаю его. – Она заплакала и встала, чтобы выпить воды и ополоснуть лицо. Слезы выдавали ее человеческую сущность, слабую и поникшую.

Когда она вернулась, Ник что-то писал. Наконец вырвал листок и протянул Ральфу: Я не знаю насчет Бога, но мне понятно, что здесь действует какая-то сила. Все, кого мы встретили, шли на север. Словно вы знаете ответ. Вам снился кто-то из остальных? Дик? Джун или Оливия? Может, маленькая девочка?

– Из этих – никто. Немногословный мужчина. Беременная женщина. Парень примерно твоего возраста, который едет ко мне со своей гитарой. И ты, Ник.

– И вы думаете, что отправиться в Боулдер – это правильно?

– От нас ждут, что мы именно так и поступим, – ответила матушка Абагейл.

Ник несколько мгновений выводил на чистом листке блокнота какие-то завитушки. Потом написал: Что вам известно о темном человеке? Вы знаете, кто он?

– Я знаю, что он такое, но не кто. Он – абсолютное зло, оставшееся в этом мире. Все прочее – маленькое зло. Воришки, и прелюбодеи, и те, кто пускает в ход кулаки. Но он их созовет. Уже начал сзывать. Он соберет их вместе быстрее, чем мы. Однако прежде чем он выступит против нас, думаю, он призовет к себе гораздо больше людей. Не только злых, как он, но и слабых… и одиноких… и тех, кто закрыл свое сердце для Бога.

Может, он ненастоящий, написал Ник. Может, он всего лишь… Он пожевал тупой конец ручки, задумавшись. Наконец добавил: Испуганная, плохая часть нас всех. Может, нам снится то, что таится внутри нас, то, что мы можем сделать.

Ральф хмурился, когда читал все это вслух, но Эбби сразу поняла, о чем говорил Ник. О том же вещали новые проповедники, которые заполонили страну в последние два десятка лет. Никакого Сатаны нет – вот к чему сводились их проповеди. Зло есть, и его источник, вероятно, в первородном грехе, но оно – в нас самих, и извлечь его невозможно, как невозможно поджарить яичницу, не разбив яйца. Эти проповедники утверждали, что Сатана – тот же пазл. Каждый человек на земле – мужчина, женщина или ребенок – отдельный элемент, а все вместе они составляют общую картинку. Да, идея выглядела очень современной, но проблема заключалась в том, что она противоречила истине. И если Ник позволит себе и дальше так думать, темный человек съест его на обед.