Боже, какая нелепая смерть. И что подумает бабушка, увидев, что тело ее внучки усыпано резиновыми членами или еще более пошлой хренью? Пипец. Последнее, что я увидела, когда над нами проехал поезд – искры. Вот и фейерверк в твою честь, Лилечка….
4. Глава 4
Глава 4
Пытаюсь пошевелиться, но не получается. Я совершенно не чувствую тела, равно как и языка. Он онемел. Мамочки, меня парализовало? Капец. Худшее, что может быть – стать овощем. Более того, я еще похоже и ослепла. Какая проза жизни, моя соседка по квартире незрячая, теперь и я буду вместе с ней на пару. Хотя, у нее дела обстоят, несомненно, лучше, учитывая, что у Даши имеются все конечности. И только настойчивый звук каких-то щелчков рядом с остатками моего наверняка изуродованного лица, говорит о том, что я все-таки жива, равно как и мой мозг. Я же думаю им! Щелчки повторяются снова и снова. Сама не поняла, как перед глазами появилась картинка. Четкая. О Боже, я не слепая! Мои глаза были просто закрыты. Хотя бы не слепая! И звуки – это самые что ни есть щелчки пальцев перед моими глазами. Я не сразу соображаю, что передо мной Юсупов. И щелкает, равно как и водит пальцами именно он.
– Синичкина, прием, – хлопает по щеке. Черт возьми, я это ощущаю! – Ты меня слышишь? – смотрю на его гладко выбритую морду и хочется двинуть ему со всей силы. Сукин сын, из-за него я осталась инвалидом. – Скажи хоть что-нибудь.
Язык – паскуда не слушается. И только спустя фиг знает сколько времени я наконец выдавливаю из себя.
– Филипок.
– Понятно, – закатывает глаза. – Жива и здорова.
– Вы Филипп? – перевожу взгляд на рядом стоящую тетку в типичной для метрополитена форме, задавшую вопрос, по всей видимости, Егору. Мамочки, да тут оказывается дофига людей вокруг нас. И я лежу на гранитной скамейке. У меня ничего не оторвано! Руки и ноги целы. Ну хоть красивой осталась и на том спасибо.
– Я – нет, но какая-то часть меня, видимо, да, Филипок, – переводит на меня взгляд. – Скажи своей Марьиванне, что пора приходить в себя. Лиля?
– Вы не видите, что ей плохо? Видимо, травма головы, – обеспокоенно произносит какой-то мужчина. – Сейчас подойдут врачи.
– Да нет у нее никакой травмы, кроме разбитых коленок и, возможно, обоссаных от страха трусов, – задирает вверх мое платье. Сукин сын! Почему я не могу пошевелиться, если поезд меня не переехал? – Вон, даже трусы сухие. Вставай давай.
– Молодой человек, прекратите, – укоризненно отмечает какая-то девушка, на что Юсупов одергивает мое платье вниз.
– Я – врач. У нее просто мини-шок. Нет у нее никакой травмы головы, она ей не ударялась. Синичкина, а ну давай говори что-нибудь больше одного слова в твоем духе. Так, чтобы я понял, что с тобой все в норме. Ну? – напирает он, наклоняясь ко мне еще ближе.
– Папе сде... папе сде... папе сделали укол. Прямо в ху... прямо в ху... прямо в худенькую ножку, – сама не поняла, как это вырвалось из меня. Но это, черт возьми, единственное, что пришло в голову. Слышу около себя смешки и перевожу взгляд на Егора, который как ни в чем не бывало обхватывает рукой мою шею сзади и приподнимает мое деревянное тело, приводя в сидячее состояние.
– Что и требовалось доказать. От соси... От соси... От сосиски кожура. В рот я бу... В рот я бу... В рот я булочку кладу. Давай очухивайся, – придурок. Просто полный придурок. Хотя, я рядом с ним по придурочности стою в одном ряду. Причем держась за руку.
– Он пытался меня убить! – вдруг доходит до меня. – Зафиксируйте это кто-нибудь, – очень даже уверенно произношу я, наконец, почувствовав свое тело.