— Не ной, — осадила её спутница. — Раз нам встретился этот дом, значит, не просто так. Нужно в него зайти.
Она помолчала и совсем тихо добавила:
— Здесь всё не просто так.
Мире стало стыдно: Алексе в сотню раз хуже, а держится молодцом. Она шмыгнула носом, глухо сказала:
— Хорошо, давай зайдём.
Они спустились с насыпи, подошли к крыльцу. Оно оказалось прогнившим, нижняя ступенька провалилась.
— Осторожно, тут нижняя ступенька сломана, — сказала Мира и мысленно добавила:
«Хорошо бы и вторая не провалилась».
На удивление, вторая и третья ступени оказались достаточно крепкими, только скрипели угрожающе. Дверь была сорвана, на порог нанесло пожухлых листьев и мелких веток. Похоже, сюда не заходили уже года два или три.
— Порог, — предупредила Мира. Алекса сильнее вцепилась ей в руку, подняла ногу выше, чем нужно. Миру захлестнула волна теплоты смешанной с жалостью.
После света дня, внутри казалось темновато, воняло застарелой мочой. В доме было две смежных комнаты. В первой, куда они вошли, стояла русская печь, вся исписанная похабщиной, и ржавая кровать с порванной металлической сеткой. Одна из дугообразных спинок была сломана и валялась тут же на полу.
— Рассказывай, что видишь, — попросила Алекса.
— Печка, кровать сломанная.
— Сильно сломана? Посидеть на ней можно? У меня ноги подкашиваются от усталости.
— Можно, если с краю. В середине сетка порвана.
Она подвела Алексу к кровати. Девушка ощупала сетку, осторожно села на край. Мира подумала, что если сядет, то уже не встанет.
— Тут совсем нет ничего полезного? — спросила спутница.
Мира оглядела почерневшие стены, разбитое окно, засохшие кучки на полу: дом использовали как общественный туалет.
— Здесь есть ещё одна комната, — сказала она. — Пойду, посмотрю, что там.
— Давай, — согласилась Алекса.
Мира вошла во вторую комнату. Там совсем ничего не было. Отвалившиеся от стен и лежащие на полу обои напоминали мёртвых кошек. Только на стене справа каким-то чудом уцелела детская поделка: маленький грязный вязаный медвежонок. Он висел на верёвочке, намотанной на гвоздик. Мира вспомнила, что в детстве вязала такого же на уроке труда. Она подошла к стене, взяла медвежонка, и он выпал вместе с гвоздиком. Ну да, её игрушка была такой же, только белой, и к задней лапке медвежонка мама пришила маленькую ленточку с инициалами М. К. - Мира Качалова.
Она повернула игрушку. На задней лапке болтался обрывок ленты, на котором ещё можно было прочитать букву «М».
Миру охватил суеверный страх.
— Представляешь, я нашла своего медвежонка! Как так? — крикнула она и резко обернулась.
За спиной, держа в поднятой руке ржавую дугу от кровати, стояла Алекса. Мира отшатнулась в сторону, и удар дугой вместо головы пришёлся ей по плечу. Она закричала от боли. Алекса замахнулась ещё раз — неожиданное нападение не удалось, и теперь противница примерялась, как лучше подойти. Злые глаза смотрели прямо на Миру.
— Прозрела? — хрипло спросила та.
Алекса оскалилась:
— Да, чудодейственное место оказалось.
— Зачем притворялась?
— Ждала, что будет дальше. Вдруг на нас выпустили бы ещё кошмары. Всегда лучше, чтобы враг считал тебя слабее, чем ты есть. (Она постучала железной палкой по руке). Но теперь понятно, что нас оставили здесь вдвоём, чтобы мы разбирались между собой.
— Мы же решили... — Мира не договорила, понимая насколько нелепо говорить сейчас о дружбе.
Алекса визгливо рассмеялась:
— Ты наивная питерская дура. Неужели не понимаешь, что двоих нас отсюда не выпустят? На этом турнире должна быть только одна победительница, — она облизнула потрескавшиеся губы: — Я должна тебя убить, или мы будем шататься тут до тех пор, пока не помрём от жажды и голода. Понимаешь?