– Как дела, Луиза?

Я попыталась улыбнуться в ответ, получилось не очень.

– Все хорошо.

Папа сделал пару шагов ко мне. Он немного развел руки в стороны, будто хотел меня обнять, но я не двинулась с места. Капля томатного соуса потекла сначала по ложке, которую папа держал в руках, потом по его запястью и, наконец, расползлась по фартуку. Как капля крови. Папа со вздохом опустил руки.

– У тебя что-то болит? – спросил он.

Я покачала головой:

– Нет, все нормально.

Мы молча стояли друг напротив друга. В тишине раздавалось только щебетание Сати, который носился между нами. Как будто пытался провести линию, которая соединила бы меня с папой. В конце концов я наклонилась и взяла брата на руки. Громко чмокнула его в губы и поставила обратно на пол.

– Прими ванну, если хочешь, – сказал мне папа, – ужин скоро будет готов, я тебя позову.

Опираясь на перила, я поднялась в свою комнату и бросила вещи на кровать. Войдя в ванную, я не стала включать свет. Я повернула кран и стала ждать, пока ванна наполнится. Я разделась в темноте, не глядя в треснутое зеркало, чтобы не видеть тысячи кусочков моего отражения, и погрузилась в горячую воду.

Мне было хорошо. Я понемногу расслаблялась. Я пыталась избавиться ото всех мыслей. Забыть о фотографии и комментариях. Думать о чем-то приятном.

Я провела пальцами по телу.

По телу, которое я больше не узнавала.

Мои пальцы задержались на шрамах.

На этих странных валиках из плоти, которыми была исполосована моя кожа.

Шрамы уже почти не причиняли мне беспокойства, но для меня они были бортовым журналом боли. Несмотря на обещания хирурга, я знала, что эти отметины останутся со мной навсегда. Они увековечены на моей коже. Линии, которые невозможно стереть. Невозможно смыть.

Я заставила пальцы двигаться дальше.

Думала о Томе. О его полноватых губах. О его улыбке. Он никогда у меня ничего не спрашивал. Конечно, он знал, что со мной произошло. Все в городе это знали. В школе и на улице я до сих пор ловила на себе жалостные взгляды, но чаще всего на меня не смотрели вовсе или смотрели украдкой. По крайней мере, смотрели не как на девушку. Как на неполноценную девушку. Но сейчас, трогая свое тело, проводя рукой между бедрами, я понимала, что они неправы. У меня неидеальное тело, и все-таки я девушка. Я прекрасно помню, как все было раньше. До аварии. Когда мы с Сарой в легких платьях вышагивали по главной улице. Взгляды парней. Подмигивания. Грязные шуточки. Беглые взгляды мужчин, которые нам в отцы годились, убийственные взгляды других девушек, поджатые губы и усталые глаза примерных матерей, которые тащили на себе орущих детей и сумки с покупками.

Мы с Сарой могли вечера напролет ходить от парка до террасы кафе с видом на бумажную фабрику и обратно. За нами ходила Морган и фотографировала нас, когда мы становились в заученные позы. Высоко поднять голову, лукаво улыбнуться, взяться за руки – так мы превращались в богинь. Морган выкладывала все эти фотографии в социальные сети, и мы победно смеялись, читая комментарии. Сара – брюнетка с формами. Луиза – хрупкая блондинка. Кто же выиграет сегодня? Кто соберет больше комплиментов? Морган тоном спортивного комментатора докладывала нам обстановку. Сидя на террасе кафе, мы пытались сделать так, чтобы нас угостили лимонадом и сигаретами или наговорили нам комплиментов. Иногда приходилось целовать парней, но чаще всего им было достаточно нашего взгляда. На мгновение почувствовать, что они для нас не пустое место, – большего парням и не надо. Когда мы с Сарой и Морган катались на качелях в разлетающихся юбках, парни гурьбой толпились у ограды парка.