Вот почему я и говорю: запретительная система есть не просто коммунизм, а коммунизм в чистом виде. Он начинается с передачи способностей и труда бедняка, то есть единственной его собственности, в распоряжение богача, он влечет за собой прямую потерю для масс и заканчивает тем, что и сам богач оказывается жертвой общего разорения. Ведь он предоставил государству странное право брать имущество у малоимущих и отдавать его многоимущим. И когда обездоленные всей страны (или всего мира) потребуют вмешательства государства, чтобы произвести уравнение в обратном направлении, я, по правде говоря, не знаю что им ответить. Во всяком случае первым и наилучшим ответом был бы отказ от всякого и всяческого угнетения.

Однако я спешу покончить с этими расчетами и подсчетами. Что мы имеем в итоге нашего с вами разговора? Что говорим мы, и что говорите вы? Есть пункт, капитальный пункт, по которому мы и вы согласны друг с другом: вмешательство законодателя с целью уравнять достояния, отнимая у одних и одаривая других, это есть коммунизм, то есть смерть всякого труда, всякого сбережения, всякого благополучия, всякой справедливости, всякого общества.

Вы сами с горечью замечаете, что эта зловещая доктрина заполонила все газеты и книги – одним словом, то поле, на котором разгуливают разного рода спекуляции и домыслы, против которых вы восстаете, тоже в книге.

Я же полагаю, что еще раньше она, с вашего согласия и вашей помощью, проникла в законодательство и в область практики, и именно на этой почве стараюсь атаковать ее я.

Далее, я обращаю ваше внимание на непоследовательность, в которую вы впадете, если, воюя против коммунизма, маячащего в перспективе, вы будете опекать и поощрять коммунизм, действующий сегодня.

Если вы отвечаете мне: «Я поступаю так потому, что коммунизм, реализуемый посредством тарифов, хотя он и противостоит свободе, собственности, справедливости, все-таки согласуется со всеобщей полезностью, и это соображение перевешивает у меня все остальные», – если вы отвечаете мне так, то разве вы не чувствуете, что вы заранее обрекаете на неуспех вашу книгу, что вы умаляете до ничтожества ее значение, что вы лишаете ее всякой убедительности, а наоборот, даете козырь – по меньшей мере, в том, что касается философской и нравственной стороны вопроса – в руки коммунистов всех мастей?

В конце концов, сударь, может ли столь просвещенный ум, как ваш, принять гипотезу о радикальном антагонизме между полезностью и справедливостью? Хотите, я буду говорить откровенно? Я бы не решался высказать столь подрывное и столь кощунственное утверждение, я бы сформулировал проблему совсем иначе: «Вот перед вами особый вопрос. На первый и поверхностный взгляд мне представляется, что полезность и справедливость как-то мешают друг другу. Но я рад, что люди, глубоко изучившие этот вопрос, думают совсем по-другому; видимо, я изучил его недостаточно». Я изучил его недостаточно! Неужто это такое трудное признание, что вы на него не решились, а предпочли погрязнуть в непоследовательности и даже, по сути дела, отрицаете мудрость провиденциальных законов, управляющих человеческими сообществами. Разве утверждать несовместимость справедливости и полезности не значит отрицать мудрость самого Бога? Мне всегда казалось, что так небрежно и, я бы сказал, развязно приближаться к самой границе божественного невозможно без жуткого страха, если человек все-таки разумен и совестлив. Так что же делать, чью сторону взять, оказавшись перед подобной альтернативой? Склониться в сторону полезности? Да, именно так поступают люди, называющие себя практичными. Но, если, конечно, способны связать между собой две идеи, они, по всей вероятности, ужаснутся краже и несправедливости, возведенным в ранг системы. Или решительно встать на сторону справедливости, чего бы это ни стоило, и сказать себе и другим: поступай по совести, а там будь что будет? Так склонны вести себя порядочные люди, но кто отважится взять на себя ответственность, если и когда впадет в нищету, будет отчаиваться и погибать его страна, да и все человечество. Я призываю всех, кто убежден в существовании вышеназванного антагонизма, решиться сделать свой выбор.