Прозвучало это достаточно занудно и неинтересно, и я загрустил.

– А может быть, вы помолитесь или еще что-нибудь сделаете, чтобы все у меня наладилось? – предложил я. – Чтобы сознание мое стало чистое, а жизнь хорошая, ну вот как раньше, только еще лучше и без этих гнусных проблем. Почему так нельзя?

Брат Пон захохотал от души, громко, и ему из темноты ответило неожиданно гулкое эхо.

– Нет, – сказал он, успокоившись. – Сам человек совершает зло и очерняет себя. Отвращает зло от себя он тоже сам и сам себя очищает. Чистота и скверна едины в одном. Одному другого не очистить.

Это явно была цитата из ужасно мудрого и древнего текста, но мне в тот момент она показалась до ужаса банальной.

– Всему свое время, – сказал брат Пон. – Сейчас же для тебя настало время отдыха. Пользуйся.

*** На следующий день монах разбудил меня ни свет ни заря, постучав в стену крохотной хибары, ставшей для меня жилищем. Я вздрогнул и вывалился из удивительно живого сна, где я гонялся за самим собой по извивающимся, будто живым коридорам, натыкаясь на вещи из разных мест и времен, от детства до переезда в Таиланд.

– Доброе утро, – сказал брат Пон, должно быть услышав, как я завозился. – Как спалось?

– Хорошо, – соврал я, ответив на приветствие.

– Тогда выходи, займемся делом, пока ты свеж и бодр.

Я не чувствовал себя ни свежим, ни бодрым и напоминал скорее дремотный набор находящегося в ступоре рассудка, слипающихся глаз, вялости во всем теле, ноющих мозолей и саднящей обгорелой макушки.

Но деваться было некуда, поэтому я облачился в антаравасаку, сделал утренние дела и вскоре сидел под тем же навесом, что и вчера, борясь с разрывающей пасть зевотой. Над джунглями висел предутренний туман, солнце ворочалось под его пеленой, но вылезать не спешило, и я ему явно завидовал.

– Вернемся к тому, на чем закончили вчера, – жизнерадостно объявил брат Пон. – К твоему «я», от которого тебе необходимо избавиться, если ты хочешь добиться освобождения.

– Но вы вроде говорили, что этого «я» не существует, – пробормотал я.

– Сложнее всего устранить то, чего не существует! – уверенно заявил монах. – Нельзя взорвать, нельзя закопать, нельзя в море утопить, и при этом оно всегда с тобой, висит на тебе и мешает, как отягченная гирями цепь.

Образ оказался живым, я почти ощутил на плечах холодную тяжесть металла и даже зевать перестал.

– Процесс это не быстрый, за один день все не сделать, – продолжил брат Пон. – Создавал ты эту штуку много лет, вкладывал время, силы, энергию, кропотливо трудился, так что обратный процесс потребует чего-то похожего. Начнем с разрушения опор. Абсолютных истин, на которые опирается твое эго, уверенное в собственном существовании. Вот, например, смотри… – он повел рукой, аккуратно огладил росток, протиснувшийся в щель между досками настила. – Это создание очень мягкое и слабое. Оторвать можно одним движением. Так?

– Ну да, – подтвердил я.

– Так сделай это.

Я протянул руку и дернул, стебель отломился с негромким хрустом, брызнул сок.

– Братьям меньше работы по борьбе с растениями, – брат Пон улыбнулся. – Слабое? Мягкое?

Я кивнул.

– Но оно способно прорасти сквозь асфальт, раскрошить и разрушить бетон, – сообщил монах. – Способен ли на это ты, могучий и сильный, сорвавший ее миг назад? Способен?

– Нет, – я все еще не понимал, к чему клонит брат Пон.

– Так сильный или слабый этот росток? – поинтересовался он.

Я почесал макушку и отдернул руку, поскольку скребанул ногтем солнечный ожог.