Они так и стояли на пороге его кабинета.

– Это потом. – Он сунул бумаги под мышку. – Скажите своими словами. Что у ребенка: наследственность? Родовая травма? Шок?

– У него с рождения аллергия, – Замковская тяжело вздохнула, – а полтора года назад мы поехали отдыхать на Лазурный берег, и там летел пух. У Сереньки случился приступ, он стал весь синий и… – У нее опустились плечи, видимо, она заново переживала те события. – …И умер.

Зуев хмуро поднял глаза, посмотрел на Ирину:

– И что с ним сейчас?

У него было еще много вопросов, например, почему надо было ехать отдыхать туда, где летит пух, и именно тогда, когда он летит, но сейчас он просто пытался отвлечь женщину от ее переживаний.

– Его спасли, – Ирина взяла себя в руки, – но он так и не вернулся…

В этот момент в коридоре показался охранник, несущий на руках Сереньку. В руках мальчик сжимал потрепанного плюшевого зайца без уха, и лица его не видно было из-за любимой игрушки. За ними с Серенькиной шапкой в руках шла моложавая пятидесятипятилетняя женщина. Это была его няня – Надин.

– Поставьте его на пол, – распорядился Зуев.

– Он не будет стоять, – раздался голос Гриши.

И по тому, как он это сказал, как заступился за Сереньку, стало ясно, что мальчонку любят и переживают за него не только родители, но и все окружающие. Но Замковская глянула на своего телохранителя, и он замолчал. Повинуясь ее взгляду, второй опустил Сереньку на землю, и тот моментально сложился пополам и, прижимая к себе зайца, затих.

– Заберите у него игрушку, – опять скомандовал Алексей.

– Вы напрасно это делаете, – теперь вступилась за сына уже сама Ирина.

Но кивнула, и заяц перекочевал в Гришины руки. Серенька тут же вскочил на четвереньки и, ни на кого не глядя, начал с бешеной скоростью носиться по комнате. Расплата пришла незамедлительно – он врезался головой в стул и, упав на бок, противно и протяжно завыл. Гриша, осуждающе взглянув на Зуева, вложил мальчику в руки зайца, и тот моментально затих.

– Вынесите его в зал, я сейчас вернусь, – сказал Алексей и быстро вышел из кабинета.

Он прошел через несколько комнат, глядя по сторонам. Чаепитие в зале давно закончилось, теперь несколько взрослых под музыку учили детей ритмично бить в бубен и передавать его затем соседу.

В другой комнате, положив девочку на одеяло и подняв его за углы, двое педагогов, раскачивая этот импровизированный гамак, скандировали:

– В поле гуляли трое гуляк,

– После прогулки делали так:

Они перестали раскачивать одеяло и начали резко встряхивать его:

– Апчхи, апчхи, апчхи…

Девочка испуганно смотрела на своих «мучителей».

В небольшом зале молодая женщина с грустными глазами, стоя на коленях, пыталась вести по комнате в разных по высоте подошв ботинках еще одну девочку, приманивая ее к себе:

– Иди, Бельчонок, иди ко мне…

Рядом с ними высокая красивая женщина, поразительно похожая на дочь, широко раскрыв глаза, глядела, как ее не ходячий ребенок пытается сделать первый робкий шаг.

– Вот так, Люда, – сказала женщина с грустными глазами, – маните ее, зовите, что угодно, но нужно уговорить ее выйти из ступора, нужно, чтобы ее что-то влекло к себе, чтобы она забыла о своих страхах и не боялась двигаться…

– А почему на коленях? – шепотом спросила Люда.

– А так мы с ней практически одного роста, – сказала женщина и вдруг улыбнулась – и больше шансов, что она не станет бояться…

– Света, – прервал ее Зуев, который уже несколько секунд наблюдал за этим зрелищем, – приготовь все, пожалуйста, для шариков и подойди к моему кабинету…

Из-за угла выскочил мальчишка лет семи и выстрелил в Алексея Михайловича из водяного пистолета. Тот, как подкошенный, повалился на пол.