– А вы, должно быть, Ана Хоури. – Илиа говорила очень тихо, так, чтобы собеседница ее слышала хорошо, но никто из других потенциальных искателей работы не уловил ни слова. – Насколько мне известно, вы обращались к нашему торговому представителю насчет получения должности на борту.

– Я только что прибыла на «карусель». Решила сначала поговорить с вами, а уж потом ходить по объявлениям.

Вольева понюхала водку.

– Не обижайтесь, но это странный метод.

– Почему? Иногда экипажи получают столько предложений, что практически не вступают в прямые переговоры. – Ана отпила глоток воды. – А я предпочитаю иметь дело с живыми людьми. Мне хочется попасть в нестандартную команду.

– О! – воскликнула Вольева. – Поверьте на слово – команда у нас весьма нестандартная.

– Но ведь вы торговцы?

Вольева с энтузиазмом закивала:

– И мы почти закончили свои торговые операции в системе Йеллоустона. Должна признаться, не слишком удачные. Экономика в упадке. Вернемся сюда лет через сто-двести, поглядим, не пойдут ли дела получше. А будь моя воля, так я бы раз и навсегда убралась из этого убожества.

– Правильно ли я поняла: если захочу к вам попасть, мне следует поторопиться с решением?

– Конечно, но сначала вопрос о найме должны решить мы.

Хоури внимательно поглядела ей в глаза:

– Есть и другие кандидатуры?

– Я не имею права обсуждать с вами такие вопросы.

– Наверняка есть. Все-таки Окраина Неба… Уйма людей, должно быть, стремится туда. И они даже готовы отрабатывать свой проезд…

Окраина Неба? Вольева постаралась ничем не выдать своего изумления. Значит, Хоури думает, что корабль идет к Окраине Неба, а вовсе не к Ресургему! И это единственная причина, по которой она пришла на встречу! Но ведь Садзаки объявил о смене курса – почему она не знает об этом?

– Не самая безопасная планета, но есть и похуже, – сказала Вольева.

– Что ж, пожалуй, я не прочь занять местечко где-нибудь в начале вашей очереди. – Между ними вклинился пластмассовый поднос, подрагивающий под тяжестью выпивки и наркотиков. – Что за должность вы предлагаете?

– Было бы проще, если бы я все рассказала на борту. Сумочка с зубной щеткой у вас при себе?

– Разумеется, при себе. Я ведь очень рассчитываю на это местечко.

Вольева улыбнулась:

– Приятно слышать.

Кэлвин Силвест восседал в своем роскошном кресле возле стены тюремной камеры.

– Хочу рассказать кое-что интересное, – произнес он, поглаживая бороду. – Вот только не уверен, что тебе это понравится.

– Тогда поторопись, а то скоро придет Паскаль.

Насмешливое выражение, никогда не покидавшее лицо Кэлвина, стало еще более явным.

– А я как раз ее и имею в виду. Она ведь тебе нравится, признайся.

– Не твое дело, нравится она мне или нет.

Силвест вздохнул – он так и знал, что будут неприятности. Работа над биографией близилась к завершению, и он участвовал в этом самым активным образом. При всей формальной правильности изложения событий, при всем обилии тонких суждений, дающих возможность толковать их по-разному, получалось именно то, чего желал Жирардо, – весьма хитроумное и эффективное пропагандистское оружие. Будучи пропущенным через биографический фильтр, любой аспект деятельности Силвеста становился губителен для его моральной характеристики. Неизбежно складывалось негативное впечатление о его личности: себялюбец и узкомыслящий тиран. Человек с могучим интеллектом, но совершенно бессердечный, воспринимающий других людей исключительно как роботов, которых можно и нужно использовать в его собственных целях. Да, Паскаль не откажешь ни в уме, ни в таланте. Если бы Силвест не знал всех фактов своей жизни, он бы без всякой критики принял такую трактовку собственного прошлого. На тексте рукописи лежала печать истины.